Ответ Фреге оптимизма не внушал. Он согласился, что мог бы написать редактору журнала с рекомендацией, «что я привык думать о вас как о мыслителе, которого нужно принимать всерьез»
[463]. Но: «О самом трактате я не могу вынести суждения, не потому что я не согласен с его содержанием, просто это содержание мне самому неясно». Он мог предложить редактору взглянуть на работу, но: «Я не думаю, что это к чему-то приведет». Работа заняла бы около пятидесяти печатных страниц, почти весь журнал, и: «Вряд ли редактор посвятит целый номер единственному, пока неизвестному автору».
Если же Витгенштейн готов разбить книгу на части, то ее было бы гораздо легче опубликовать в периодике (и, надо полагать, сам Фреге охотнее поддержал бы публикацию):
Вы пишете в предисловии, что истинность изложенных мыслей кажется вам неопровержимой и окончательной. Не может ли одна из этих мыслей, в которых содержится решение философских проблем, сама послужить предметом статьи, и таким образом книга будет разделена на много частей по числу философских проблем, которые она решает?
[464]
Тогда размер публикации, утверждает Фреге, не будет отпугивать читателя. К тому же: «Если первая статья, которая заложит основы, встретит одобрение, будет легче найти место в журнале для остальной части трактата».
И это, по его мнению, прояснит работу. После предисловия, пишет он, не знаешь точно, что делать с первым предложением. Ожидаешь увидеть вопрос, выделенную проблему, к которой адресуется книга. Вместо этого сталкиваешься с голым утверждением, ничем не обоснованным. Не лучше ли будет прояснить, каким проблемам книга должна предложить окончательное решение?
«Не принимайте эти замечания близко к сердцу, — заканчивает Фреге, — они сделаны с благими намерениями».
Витгенштейн не мог последовать советам Фреге. Разделить книгу так, как тот рекомендовал, означало «искалечить ее от начала до конца, одним словом, сделать из нее другую работу»
[465]. Как Фреге отмечал ранее, форма выражения мыслей существенна для сути работы Витгенштейна. Получив письмо Фреге, он отказался от попыток опубликовать книгу в Beiträge zur Philosophie des Deutschen Idealismus.
Но если книга слишком художественная для философского журнала, можно попытаться опубликовать ее в журнале литературном! Витгенштейн подумал о Der Brenner Фикера. По счастливому совпадению, в день, когда он собирался пойти к Лоосу спросить адрес Фикера, от Фикера пришло письмо, в котором тот сообщал, что Der Brenner продолжает выходить, и спрашивал, не хочет ли он получить экземпляр. Витгенштейн тут же написал Фикеру длинное письмо, объясняя историю книги. «Около года назад, — писал он, — я закончил философскую работу, которой посвятил последние семь лет»:
Это, строго говоря, представление системы. И это представление крайне сжато, поскольку я сохранил там только то, что действительно приходило мне на ум — и как это приходило мне на ум
[466].
Сразу после окончания работы, продолжал Витгенштейн, он отправился искать издателя. «И тогда возникла огромная трудность»:
Работа очень мала, около шестидесяти страниц. Кто пишет брошюры на шестьдесят страниц на философские темы?… [только] те совсем безнадежные писаки, которые не обладают ни духом великих людей, ни эрудицией профессоров, и поэтому хотят напечатать что-то любой ценой. Такой продукт чаще всего выходит на частные средства. Но я просто не могу работу своей жизни — а она именно такова — смешать с этой писаниной
[467].
Потом он рассказал Фикеру о неутешительных ответах, которые он получил от издателей Крауса, Вейнингера и Фреге. В конце концов, «мне пришло в голову, что может быть, вы возьмете бедную книгу под свою защиту». Если Фикер считает, что сможет опубликовать ее в Der Brenner, Витгенштейн пошлет ему рукопись. «До тех пор скажу о ней лишь»:
Работа строго философская и в то же время литературная, но в ней нет болтовни
[468].
Фикер ответил доброжелательно, но осторожно. «Почему вы сразу не подумали обо мне? — спросил он. — Ведь вы можете хорошо себе представить, что меня ваша работа заинтересует совсем по-другому, т. е. глубже, чем издателя, у которого только коммерция на уме»
[469]. Странно, но дальше в письме он подробно описал, как важно ему блюсти собственные коммерческие интересы. Раньше он издавал Der Brenner, как он пишет, из любви, не ради денег. Но так не может продолжаться вечно; времена тяжелые, у него жена и дети, а стоимость печати запредельно высока. В тяжелом финансовом климате, воцарившемся в Австрии после войны, издательское дело — это опасный бизнес, и он должен убедиться, что не рискует сверх необходимого. Тем не менее, с оговоркой, что «строго научные работы, собственно, не наше поле деятельности» (и осознавая, что он еще в некотором роде в долгу у Витгенштейна за пожертвования 1914 года), он попросил прислать рукопись: «Будьте уверены, дорогой герр Витгенштейн, что я приложу все усилия и пойду навстречу вашим пожеланиям».
Витгенштейна это достаточно ободрило, и он послал Фикеру рукопись. «Я возлагаю на вас мои надежды», — писал он в сопроводительном письме, в котором содержится еще и самое откровенное свидетельство того, как он хочет, чтобы книгу поняли. Чувствуя необходимость сказать об этом хоть что-то, он говорит Фикеру: «От ее чтения вы, я уверен, ничего особо не получите. Да вы ее и не поймете; материал покажется вам совершенно чужим»:
По правде говоря, он вам не чужой, потому что смысл книги этический. Сначала я хотел написать несколько слов в предисловии, но передумал; однако напишу их сейчас вам, потому что для вас они станут ключом к книге: я хотел написать, что моя работа состоит из двух частей — из той, что перед вами, и из той, что я не написал. И вот именно эта вторая часть — важнейшая. Ведь этическое ограничено в моей книге как бы изнутри, и я убежден что, строго говоря, оно может быть ограничено ТОЛЬКО так. Короче говоря, я думаю: все то, о чем многие сегодня болтают, присутствует в моей книге именно потому, что я об этом молчу. Поэтому, если я не ошибаюсь, в книге есть многое, о чем вы сами хотите сказать, но можете даже не заметить, что в ней это сказано. Сейчас я советую вам прочитать предисловие и заключение, поскольку в них суть выражена яснее всего
[470].
