Наша школа выиграла три последних первенства штата. Подряд.
В семейной гостиной был выставлен целый ряд трофеев, подтверждающих мои вратарские достоинства.
И еще год назад я считала, что трофеи полностью заслужены.
Но, оказывается, я далеко не такая молодчина, как мне казалось.
Задача вратаря – предвидеть слабости защиты. Но в собственной жизни мне этого не удалось. Когда в нашу жизнь начали просачиваться гнусные истории об отце, это застало меня врасплох. Целиком и полностью. Как мощный удар в грудь, вся эта мерзость больно врезалась в меня, повалила на спину и лишила дыхания.
Теперь с прежней жизнью покончено. У меня был год, чтобы свыкнуться с этой мыслью, так что я давно излечилась от шока и возмущения. Оставался только «План Б». Не лучший вариант, но единственно возможный.
Два часа спустя я стояла на дорожке, выложенной каменной плиткой, в красивом дворе. Хотя мне было не до восхищения готической архитектурой и идеально подстриженными лужайками: сердце, казалось, сейчас пробьет дырку в груди.
Наверное, сегодня все первокурсники волнуются. Может быть, мои одноклассники боятся заблудиться или робеют перед встречей с соседями по комнате. Но меня-то больше всего пугало совсем другое. Вписала ли регистратура нужное имя в мои документы? А если нет, что мне делать?
Подошла моя очередь, и я, помалкивая и волнуясь, ждала, пока жизнерадостная старшекурсница перелистывала список студентов. Просматривая его, она тихонько повторяла мое новоиспеченное имя: «Скарлетт Кроули, Скарлетт Кроули, Скарлетт Кроули».
Я почувствовала, что взмокла.
Просмотрев середину списка, где должна была стоять моя фамилия, она заглянула на последнюю страницу. «Изменения и добавления», значилось там.
– А, вот ты где, – просияла она и протянула мне бумажку на получение студенческого билета. – Тебя потеряли, а потом нашли.
Я надеялась, что это именно так.
Получив новенькую глянцевую студенческую карточку-удостоверение, украшенную таким же новеньким именем, я отыскала дорогу в Вандерберг-Холл, вход А. Замок приятно щелкнул, когда я провела картой перед считывателем. Я сгребла сумки и поднялась по старой мраморной лестнице на два пролета, на третий этаж. На каждом этаже было по две комнаты, а между ними дверь, обозначенная как ванная. Испробовать ключ мне не пришлось – дверь комнаты номер 31 была открыта. Я сунулась внутрь и увидела двух девушек, склонившихся над противоположными краями яркого красного коврика.
– Привет, – произнесла я.
Две головы поднялись одновременно. Следующую минуту они беззастенчиво меня разглядывали. У одной из девиц были роскошные светлые волосы, у другой темные, собранные в задорный конский хвост.
– Привет! Я Кэти! – хором сказали они.
Да, имена запомнить будет нетрудно. Это уже неплохо.
– А я Скарлетт, – ответила я, вкатывая в комнату гигантскую спортивную сумку.
Но Кэти-Конский-Хвост с подозрением склонила голову набок:
– Нашу третью вроде бы должны были звать Шеннон?
– Произошли изменения, – сказала я. – Шеннон не приедет.
Конечно, ведь я оставила ее дома.
– А-а! – сказала Кэти-Блондинка. – А ты откуда, Скарлетт?
– Из Майами-Бич, – ответила я.
Контроль времени: я в комнате тридцать секунд и уже соврала два или три раза, смотря как считать. И каждая ложь размером с дом…
В три приема я перенесла в комнату багаж. Кэти не вызвались помочь. Вместо этого они украшали доски над своими кроватями фотографиями из дома и пытались решить, на какие тусовки, организованные для первокурсников, стоит идти.
Но я была слишком счастлива, чтобы обижаться на их безразличие. Комната находилась в роскошном старом величественном здании в форме буквы U. Нас с двумя Кэти поселили в трехместном блоке с крошечной спальней для Кэти-Конский-Хвост и второй комнатой побольше – для меня и Кэти-Блондинки. К тому же здесь имелась общая гостиная с деревянными панелями и кушеткой у окна, выходящего во двор.
Вообще-то это было довольно круто.
– Нам срочно нужен диван, – заметила Кэти-Беленькая. – Там во дворе продают подержанные.
– Отлично, я в доле, – согласилась я, чувствуя, что мой энтузиазм едва ли уместен. Но, проведя год в одиночестве, без друзей, я хотела одного: быть с девчонками. Мне от них ничего особенного не требовалось. Я не стремилась быть популярной или выдающейся. Просто стать одной из них.
Даже если для этого мне придется все время врать.
– Посмотрим по пути в столовую, – предложила Кэти-Блондинка.
– Отлично, – вновь согласилась я.
Час спустя вместе с обеими Кэти мы вышли из общежития и направились к Тернер-хаус. В Харкнессе студенты были распределены по двенадцати домам. Как в Хогвартсе, только без Распределяющей Шляпы. Все первокурсники, живущие в нашем крыле Вандерберга, – члены Тернер-хауса, но жить в здании Тернера мы будем только со следующего года. А пока мы живем с остальными новичками во Дворе первокурсников.
Проведя карточкой перед воротами Тернера, я снова услышала приятный для меня щелчок. Мне трудно было сдержать ликование, когда Кэти-Конский-Хвост распахнула отпертые ворота и придержала для нас створку. Скарлетт Кроули вошла. Друзья, мой побег удался.
Столовая в Тернер-хаусе отличалась старомодным достоинством. Сводчатый потолок высотой в два этажа, окна из свинцового стекла с мраморными подоконниками, а в торце – огромный камин. Вслед за Кэти я прошла в кухонную зону, где еще нужно было разобраться в многочисленных очередях и стойках самообслуживания.
– Ну, не так уж это и сложно, – сказала Кэти-Блондинка, когда мы нашли три места за одним столиком.
– У нас в школе столовая была не такая симпатичная, – заметила Кэти-Конский-Хвост. – Там всегда пахло сосисками.
– Фу, – согласилась Кэти-Блондинка. – А ты в какой школе училась, Скарлетт?
– Я была на домашнем обучении, – соврала я.
Все лето я сочиняла себе новую биографию. Я бы могла выдать какую-нибудь школу в Майами за свою, но вдруг я встретила бы кого-нибудь, кто на самом деле там учился? Вот бы был конфуз.
– Ух ты, – ахнула Кэти-Конский-Хвост. – А с виду вроде нормальная!
Я засмеялась. Если бы она только знала.
Ночью я внезапно проснулась, хватая ртом воздух. Поначалу я не могла понять, где я. Комната была незнакомой. И я еще находилась во власти того, что мне приснилось.
Этот сон повторялся уже год. Конечно же, я играла в хоккей. В этом не было ничего кошмарного. Но во сне я кидалась из ворот за шайбой, которая ускользала от меня. Публика вопила, желая, чтобы я отбросила шайбу подальше от сетки. Но шайба летела и летела и проваливалась в темную яму. И хотя крик вокруг становился все более требовательным, яма была темной и страшной, и я не хотела доставать оттуда шайбу. Что-то внутри меня сопротивлялось. В этот момент я всегда просыпалась вся в поту.
