– Шеннон Эллисон?
От звука моего прежнего имени я похолодела. Но я не узнала миниатюрную женщину в деловом костюме, махавшую мне от дверей.
– Это не мое имя, – возразила я.
– Извините, – хмурясь произнесла женщина. – Теперь ваше имя Скарлетт, верно?
Какая же я непроходимая дура. Ведь эта тетка попросту заставила меня признаться, что это я. Я огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не слышит.
– Кто вы?
– Я Мадлен Титер, помощник окружного прокурора вашего родного штата. Мне нужно поговорить с вами. И я предположила, что вы приедете в Нью-Гемпшир на День благодарения. Давайте сейчас договоримся и встретимся на следующей неделе.
Мне понадобилось время, чтобы переварить эту информацию: сотрудница окружной прокуратуры не поленилась приехать в Харкнесс, чтобы договориться со мной о встрече. Мне стало почти жаль ее.
– Я не могу с вами разговаривать. А чтобы вам было легче, сразу скажу: я ничем не могу помочь.
Она покачала головой:
– Мы можем официально вызвать вас, Скарлетт. И допросить. Вряд ли вам этого хочется. Это будет означать полный зал юристов и показания под присягой. Будет гораздо проще, если вы добровольно ответите на несколько вопросов. Так что соглашайтесь на беседу, Скарлетт. Если окажется, что вам нечего сказать, вас освободят от свидетельских показаний в суде.
– Не могу, – прошептала я. Конечно же, она знала об этом. Родители сварили бы меня в кипящем масле.
Если прокурорша и была недовольна тем, что ее полуторачасовая поездка кончилась пшиком, она не подала виду, что делало ей честь. Она протянула мне визитку.
– Вот, возьмите. Если передумаете, здесь номер моего мобильного телефона. Подумайте, Скарлетт. Беседа со мной будет короткой и безболезненной.
Вот оно как. Она ищет доказательства вины. Но это не важно, потому что я в самом деле ничего не знаю. Я выудила из кармана ключ от комнаты.
– Мне пора, – сказала я. Мой голос лишь слегка дрожал.
– Позвоните, – сказала она, повернувшись, чтобы уйти.
Я не стала смотреть ей вслед.
Глава 11. Консонанс и диссонанс
Скарлетт
Теперь, когда я знала тайну Бриджера и видела Люси во плоти, он стал приглашать меня побыть с ними. Однажды холодным вечером пятницы мы пошли в пиццерию.
– Я люблю, чтобы на моей половинке были оливки, – объясняла Люси. – А Бриджер – чтобы колбаса. Если ты любишь без всего, можем попросить их поделить пиццу на три половинки.
– Ах, на три половинки? – Бриджер подмигнул мне через столик. – Не пора ли нам подучить дроби, Люлю?
Меня вдруг поразило это мимолетное замечание. Я весь день пыталась заучить набор итальянских слов, и мне казалось, что дело идет туго. А Бриджер несет ответственность не только за то, чтобы Люси была накормлена, но и за ее успеваемость по математике. Мой парень в возрасте двадцати одного года стал для кого-то единственным настоящим родителем. С ума сойти можно.
– Мне нравятся рождественские огоньки, – сказала Люси, указывая на барную стойку в преждевременных и пышных праздничных украшениях. – Бридж, мы тоже можем повесить на окно рождественскую гирлянду.
– Действительно, почему бы и нет, – согласился он.
Днем раньше я видела в аптеке такие гирлянды и пообещала себе, что куплю и подарю им.
– И вы будете готовы встретить Санта-Клауса, – сказала я и тут же пожалела об этом. Я ведь понятия не имела, где Бриджер и Люси проведут Рождество – целых три недели, а общежитие будет закрыто. К тому же у Бриджера нет ни денег, ни места, чтобы устроить праздник с подарками.
Но Люси только скосила на меня глаза.
– Я не маленькая, Скарлетт, – сказала она, и Бриджер едва сдержал улыбку. – Хотя я когда-то верила в Санта-Клауса, – поспешно добавила она, будто подумав, что я могу обидеться.
– Раньше. Когда жила с мамой. – Она взяла карандаш и нарисовала на салфетке поле для крестиков-ноликов.
У меня сжалось сердце при мысли о том, через что пришлось пройти этой девчушке и какое сомнительное будущее ее ждет. Но она выглядела вполне довольной, сидя рядом со своим покровителем и рисуя каракули.
Бриджер под столом нашел и сжал мою руку.
Во вторник перед Днем благодарения – в последний день занятий на этой неделе – на лекции по теории музыки я заметила, что Бриджер не отрывает от меня взгляда. Когда я посмотрела в его зеленые глаза, он подмигнул и отвернулся. Но через несколько минут я снова почувствовала, что он на меня смотрит. Встретившись с ним глазами, я удивилась их напряженному выражению. Он смотрел на меня серьезно и в то же время нежно. Никто никогда еще так на меня не смотрел.
Поскольку мы сидели в задних рядах большого лекционного зала, никто не заметил, как я потянулась за карандашом и написала на полях его конспекта: «Что такое?»
Он обворожительно улыбнулся мне, прежде чем перевести взгляд на преподавателя. Лекция была посвящена консонансам и диссонансам.
– Консонансный аккорд звучит приятно для слуха, – говорил профессор, – тогда как диссонансный вызывает у слушателя раздражение. Традиционная музыка пользуется преимуществами как мягких, так и заостренных эмоциональных тонов. Слушатели, определив диссонансный аккорд, ждут его разрешения. То есть того, что за диссонансным созвучием последует консонансное.
Бриджер схватил тетрадь, лежавшую у меня на коленях. Когда он вернул ее, на полях было написано: «Мой диссонанс ждет твоего консонанса».
Я провела стрелку к его словам и написала под ней: «Балбес». Показала ему тетрадь и услышала, как он засмеялся. Он снова выхватил тетрадь, что-то нацарапал и вернул.
«Хочу заняться с тобой любовью. Немедленно», – гласила надпись.
Читая, я чувствовала, как жар заливает мне лицо и шею.
Рядом со мной Бриджер захлопнул свой конспект. Он встал, вскинул рюкзак и вышел из зала.
Когда через несколько минут я тоже вышла в коридор, Бриджер взял меня за руку и зашагал вперед.
– Куда мы идем? – спросила я.
– Ко мне в комнату, конечно, – ответил он. – Я никого туда не вожу, чтобы не было вопросов, что там делает дополнительный матрас с постельным бельем марки «Хелло, Китти». Но раз уж ты знаешь секрет…
– А она в школе… – добавила я.
– Только один раз, – он сжал мою руку. – Все равно по этому предмету мы получим «отлично».
Сердце у меня заколотилось, и я прибавила шаг. Мы в рекордное время дошли до Бомон-хауса.
Едва дверь закрылась за нами, Бриджер прижал меня к створке. Его поцелуи начались с моего лба, потом переместились к носу и, наконец, нашли мои ждущие губы. Большими пальцами он гладил чувствительную кожу у меня на шее, потом его руки опустились ниже и обхватили мои груди. Мои собственные руки были заняты расстегиванием на нем рубашки, и я увидела его скульптурную грудную клетку при дневном свете.
