– Сообщите ваше имя и адрес для процедуры.
Начались вопросы, долгие и скучные: обстоятельства моей жизни, дата рождения, как долго я живу в доме своего отца.
– Слишком долго, – сказала я. Интересно, они отцепятся от меня побыстрее, если я буду вести себя как последняя стерва?
– Меня интересует, сколько лет вы живете в доме своего отца? – спросила адвокат.
Вздохнув, я сказала ей сколько.
Постепенно вопросы становились все каверзнее.
– Скарлетт, ваш отец когда-либо прикасался к вам неподобающим образом?
– Нет, – ответила я. Это был простой вопрос. – Вообще-то он никак ко мне не прикасался – не обнимал, не гладил. Он не ласковый, совсем наоборот.
Адвокат помолчала.
– Лучше отвечайте на вопросы прямо. Не вдавайтесь в подробности, если я не спрошу.
– Хорошо, – я пожала плечами.
– Ваш отец когда-нибудь бил вас?
– Один раз, – сказала я. – Я закричала на него, и он дал мне пощечину.
– Когда это случилось? – спросила она.
– Мне было пятнадцать, и это случилось только один раз. Но два дня назад этот ваш Аззан ударил меня, похитив на улице.
Мне хотелось хоть как-то поколебать ее безупречный фасад, но не вышло.
– Пожалуйста, отвечайте на вопросы, которые вам задают.
– Я думала, вам интересно, как себя ведет ваш сотрудник.
– Если хотите, об этом мы поговорим отдельно после нашей беседы. Отец больше ни разу не ударил вас?
– Нет.
– Вы когда-нибудь видели, чтобы ваш отец бил, нападал или домогался кого-нибудь?
– Нет. – Не считая словесных оскорблений. – Не физически.
– Бить, нападать и домогаться – это все физические действия. Вы видели, чтобы ваш отец вел себя подобным образом?
– Нет.
– Вы когда-нибудь видели, как ваш отец прикасался к своим хоккеистам ненадлежащим образом?
Я покачала головой.
– В хоккее все трутся задами, и тренеры, и игроки. Но именно, что все, к тому же каждого игрока отделяют от чужих задниц защитные прокладки в дюйм толщиной.
– Я повторяю вопрос. Вы когда-нибудь видели, как ваш отец прикасался к своим хоккеистам ненадлежащим образом?
– Нет.
Так продолжалось долго. За каждым ее вопросом следовал безвредный для отца ответ. В ходе беседы я поняла: они хотят меня использовать, чтобы семейная сага, которую они тут сочиняют, подразумевала: за этим ничего не кроется! Мои ответы рисовали, что называется, двухмерный портрет человека.
Конечно, она не спрашивала меня, не орал ли он как сумасшедший, когда я на тренировках пропускала шайбу. Делалось ли у него лицо багровым, как сырое мясо, когда он злился. Это все ее не интересовало.
Когда вопросы у нее иссякли, я позволила Аззану отвезти меня домой. Я поднималась в свою комнату, пытаясь угадать, что сейчас делают Бриджер, Энди и Люси. Наверное, сидят все вместе на диване и смотрят кино. А может быть, повели Люси кататься на коньках или играть в боулинг. Именно этим занимаются нормальные люди в пятницу вечером после Дня благодарения. Нормальные люди, но не я.
Глава 13. Тебе бы служить в ЦРУ
Скарлетт
– Теперь я могу забрать телефон? – Мы возвращались в Харкнесс. Аззан не разрешил мне поехать с Энди и Бриджером и настоял, что отвезет меня сам.
– Возможно, – проворчал он. – Хочу тебя кое-о чем спросить. В списке твоих вызовов я нашел один неотвеченный из Нью-Гемпшира. Он пришел по голосовой почте, и ты его стерла.
У меня отчаянно забилось сердце.
– И что?
– Тебе звонили из прокуратуры.
– Скажите, Шерлок, а вы проверяли исходящие вызовы? Я ведь им не перезвонила. Ничего личного. Я ни с кем не хочу говорить об этом суде.
Он ухмыльнулся:
– Дело в том, Шеннон, что я тебе верю. Я уверен, что больше всего на свете тебе хочется забыть о существовании твоей семьи. Но мы тебе этого не позволим. Твое имя в официальном списке свидетелей, который будет утвержден завтра.
– Правда? – Черт бы их подрал.
– Именно. Поэтому послушай меня сейчас. Ни с кем не говори о деле. А если сторона обвинения снова свяжется с тобой, сразу же перезвони мне и передай слово в слово, что они сказали.
– Хорошо. – Инстинкт подсказывал мне соглашаться со всем, что произносил его противный узкий рот.
– Они могут пообещать, что беседа займет всего лишь пятнадцать минут, главное – поговорить с тобой лично. Но это будет наглым враньем, поняла?
– Конечно.
– Тебе всего-то и надо продержаться пару месяцев, посидеть в зале суда, как хорошая девочка, и все. – Он вынул мой телефон из нагрудного кармана и протянул мне. – Я забил свой номер в твои контакты.
– Хорошо, Аззан. – Именно так. Надо изображать хорошую девочку.
Он откинулся на сиденье.
– Похоже, у тебя что-то серьезное с этим парнем, Бриджером. Он единственный, кто тебе звонит и шлет сообщения.
Меня взбесило то, что Аззан проверял вызовы на моем телефоне.
– Это говорит только о том, что у меня мало друзей. Учиться в Харкнессе нелегко.
– Мгм. А кто такая Люлю?
Во рту у меня пересохло.
– Так, еще одна подружка. А вам какое дело?
– Ты права, мне – никакого. А тебе, возможно, есть.
– Что это значит?
– Шеннон, делай то, что велит тебе семья, и я не буду рыться в грязном белье твоего дружка. Мне достаточно его имени и номера телефона, чтобы узнать, кому он звонит, кому он должен и штрафовали ли его хоть раз за неправильную парковку. Может быть, в его комнате найдется пакетик наркоты, если ты не будешь хорошей девочкой. Подумай об этом.
Тошнота подступила к моему горлу, а дорога стала расплываться перед глазами.
– Спокойно, Шеннон, – сказал Аззан. Его смешок был похож на икоту. – Мы просим тебя о простых вещах. Отвечай на все наши вопросы. Не отвечай на вопросы другой стороны. Делай все правильно, и все будет в порядке и с тобой, и с твоим парнем.
Я через силу посмотрела ему в глаза.
– Не думаю, что отец будет доволен, если узнает, что вы мне угрожаете.
Он только усмехнулся:
– Детка, твой отец – всего лишь никчемный старикан, которому нравится трахать в задницу маленьких мальчиков.
В животе у меня все сжалось, но я постаралась сохранять равнодушное выражение лица.
– Понимаешь ли, я работаю не на твоего отца. Я работаю на его адвоката. А адвокат взялся за это дерьмовое дело только потому, что убежден: все пойдет как надо. А уж это должен обеспечить я. Даже если ты побежишь ябедничать папаше, ничего не изменится. Он не может дать отставку своему адвокату перед самым выбором присяжных.
