И именно тогда, как это обычно и бывает, мне встретился один человек. Человек, который все изменил. Черт, садящийся тебе на плечо. Я был слегка навеселе и уже собирался уходить, когда один из завсегдатаев – тощий, болезненного вида тип, чьим именем я никогда даже не интересовался, – подошел ко мне и прошептал: «Интересует настоящая игра?»
Надо было сразу ответить ему «нет». Улыбнуться, сказать, что уже поздно, что через несколько часов мне нужно идти на работу, не говоря уже о необходимости проверить целую стопку домашних заданий. Напомнить самому себе, что я учитель, а не карточная акула. Я ездил на тойоте, пил кофе в сетевых кофейнях и ел обычные сэндвичи. Это был мой мир. Я должен был просто уйти, поймать такси, приехать домой и продолжать жить дальше.
Только так мне и следовало поступить. Однако я этого не сделал.
«Куда идти?» – спросил я.
Глорию я встретил гораздо позже, когда понял, что оказался на дне, когда долги стали сыпаться мне под ноги, как неразорвавшиеся гранаты, когда я бросил работу и продал свою тойоту, когда мне стал отказывать каждый уважающий себя ростовщик. Однажды вечером меня затащили в фургон, в котором сидела она, улыбаясь своей улыбкой американской чирлидерши и американской же психопатки…
Вот тогда я выкрикнул: «Нет! Прошу, нет!»
Я хромаю не из-за аварии, случившейся двадцать пять лет назад, хотя некоторое время я действительно из-за нее хромал. Однако к тому моменту, когда я оказался в том фургоне, эта хромота уже давно прошла, а шрамы зажили. Приложив розовый ноготь к моим губам, Глория мило прошептала:
– Не нужно просить, Джо. Не выношу мужчин, которые упрашивают.
И я перестал упрашивать. Я стал кричать.
Она постучала пальцами по рулю. Этой ночью ее ногти были покрыты красным лаком с блестками. В колонках играла музыка Human League.
При этих аккордах словно каждый атом моего тела сжимался от ужаса. Глория любила причинять людям боль и слушать музыку восьмидесятых. Меня же тошнило от таких певиц, как Синди Лопер. Именно поэтому я никогда не ходил на вечеринки в стиле восьмидесятых.
– Как ты меня нашла?
– У меня свои методы.
Мое сердце замерло.
– Только не Брендан.
– О нет. С Бренданом все в порядке. – Она взглянула на меня с укором. – Я не трогаю людей без причины. Даже тебя.
Я почувствовал облегчение и какую-то глупую благодарность. А затем мне пришла в голову другая мысль:
– А что с теми двумя? Которые напали на меня?
– А, с Тупым и Еще Тупее? Вывих плеча и сломанный нос. Я не особо усердствовала. Но даже этого хватило, чтобы заставить их дать чесу.
Даже не сомневаюсь, подумал я. Готов поспорить, что хватило. Возможно, Глория и выглядела как хрупкая фарфоровая кукла, но единственной куклой, с которой у нее было хоть что-то общее, была кукла-убийца из фильма ужасов «Детская игра». По слухам, в детстве Глория была гимнасткой, но затем перешла в единоборства, где ее отстранили от соревнований после того, как она отправила соперницу в кому. Эта женщина была быстрой, сильной и знала каждую уязвимую точку на человеческом теле. Включая те, которые еще не были известны анатомии.
Она опять посмотрела на меня.
– Они бы могли убить тебя, если бы я не вмешалась.
– И сделать за тебя твою работу.
– Фу, – сказала Глория обиженно. – От мертвого тебя мне нет никакой пользы. Мертвецы не выплачивают долгов.
– Это звучит обнадеживающе.
– А Толстяк все еще хочет получить свою наличность.
– Люди действительно так его называют? Или же он просто позаимствовал имя у героя комиксов?
Она сдавленно хихикнула.
– Видишь ли, вот именно из-за таких комментариев он посылает за тобой людей вроде меня.
– Какой милый парень. Надо будет как-нибудь с ним встретиться.
– Не советовала бы.
– Я работаю над тем, чтобы собрать деньги. У меня новая работа.
– Прости меня за прямоту, Джо, но несколько фунтов делу не помогут. Тридцать штук. Именно столько хочет получить Толстяк.
– Тридцать? Но это гораздо больше, чем…
– В следующем месяце он захочет сорок. Ты знаешь, как это работает.
Я кивнул, поскольку определенно знал, и сказал:
– У меня есть план.
– Слушаю.
– Здесь живет один человек. Он хочет, чтобы я покинул деревню. Очень сильно хочет.
– Это ведь не тот самый человек, который подослал этих отморозков избить тебя?
– Он самый.
– И за это он отвалит тебе толстую пачку наличности?
– Да.
– С чего такая щедрость?
Из-за того, что произошло. Из-за того, что он сделал. Из-за того, что, как он сказал сам, у него сейчас хорошая жизнь, которую я с легкостью могу разрушить.
– Он мне должен, – произнес я вслух. – И он очень не хочет, чтобы я устроил ему неприятности.
– Интересно. Кто этот человек?
– Член сельсовета и успешный предприниматель.
Включив поворотник, она свернула к деревне.
– Мне нравятся публичные фигуры. Существует очень много способов разрушить их жизни, не правда ли?
– Никогда о таком особо не задумывался.
– О, зря. Они – самые легкие жертвы. У них много всяких благ, которые очень легко отобрать.
– В таком случае я неуязвим.
– Ну, неуязвимых нет в принципе. Однако от физической боли оправиться действительно проще всего.
Вероятно, в тот момент каждая клеточка моего тела хотела возразить ей. Но я промолчал. Говорить с Глорией о боли было не лучшей идеей. Это все равно что осуждать сафари, говоря с браконьером.
Некоторое время мы ехали молча. Наконец она вздохнула.
– Ты мне нравишься, Джо…
– У тебя забавный способ это демонстрировать.
– Я слышу в твоем голосе нотки сарказма.
– Ты искалечила меня.
– На самом деле я не дала тебе превратиться в калеку. – Подъехав к коттеджу, она поставила машину на ручной тормоз. – Толстяк хотел, чтобы я сломала тебе здоровую ногу.
Она повернулась и мягко положила руку мне на бедро.
– К счастью для тебя, я – всего лишь обыкновенная дурочка из Манчестера, которая все перепутала.
Я взглянул на нее.
– Ты хочешь, чтобы я тебя поблагодарил?
Она вновь улыбнулась, и эту улыбку можно было бы назвать приятной, если бы ее голубые глаза не были такими безжизненными. Если глаза – зеркало души, то в зеркале Глории отражались лишь пустые комнаты, устланные окровавленными простынями.
