Забавно, какими изобретательными становятся дети, когда в них проявляется жестокость.
В нескольких шагах за ней я заметил вторую жертву – долговязого, тощего мальчишку с копной стоявших практически вертикально черных волос. Он был в очках и все время сутулился, частично из-за роста, частично – из-за тяжелого рюкзака за спиной. Я готов был побиться об заклад, что он совершенно не умел играть в футбол или любую другую спортивную игру, зато был просто королем среди гиков во всем, что касалось игры на PlayStation. Он мне чем-то напомнил меня самого в его возрасте.
– Эй, Маркус, ты, хренов сосунок!
Несколько мальчишек шли по улице вслед за ним. Пятеро. Судя по виду – старшеклассники. Они приблизились к нему развязными походками членов подростковой шайки. Небрежно и агрессивно одновременно. Главарь – высокий, красивый темноволосый парень – обхватил тощего Маркуса за плечи и что-то сказал ему. Тощий пытался выглядеть непринужденно, однако каждый дюйм его тела выдавал сильнейшее нервное напряжение. Остальные четверо метнулись к ним, окружив их плотным кольцом, отрезая жертве путь к побегу за школьные ворота.
Я слегка замедлил шаг. Они меня все еще не видели. Я шел по противоположной стороне. И, разумеется, они не знали, что я учитель. Для них я всего лишь растрепанный тип в шерстяном пальто и кедах. Я мог бы продолжать быть таковым – уроки еще не начались. Мы даже не были на территории школы. К тому же это был мой первый рабочий день. Впереди будут другие дни, другие часы и другие ситуации вроде этой.
Я вытащил из кармана пачку легких сигарет «Мальборо». Шайка прижала тощего к стене. От нервной улыбки на его лице не осталось и следа. Он открыл рот, чтобы что-то возразить. Главарь надавил предплечьем ему на горло, в то время как один из его прихвостней стащил с Маркуса рюкзак; остальные накинулись на этот рюкзак подобно стае бродячих псов, вышвыривая учебники и другие книги, вырывая из них страницы и топча завернутые в пленку сэндвичи.
Один из них злорадно вытащил что-то похожее на новый айфон. Зачем, подумал я. Зачем родители разрешают им брать в школу эту хрень? В мое время самым большим, что у тебя могли забрать школьные хулиганы, были деньги на еду или любимый комикс.
Тоскливо взглянув на сигареты, я со вздохом сунул их обратно в карман и пошел через дорогу в направлении этой безобразной сцены.
Тощий попытался вернуть свой телефон. Главарь ударил его коленом в пах и взял телефон у своей шестерки.
– О-о-о, новенький. Чудесно!
– Прошу вас, – выдохнул тощий, – это подарок… на день рождения.
– Не припоминаю, чтобы нас приглашали. – Главарь обвел взглядом своих приятелей. – Не правда ли?
– Не-а. Наверное, приглашение затерялось на почте.
– Не было ни словечка.
Главарь поднял телефон высоко над головой. Тощий нерешительно потянулся за ним. Он был на несколько дюймов выше своего мучителя, но он уже проиграл. Выражение его глаз было мне очень знакомым.
Главарь ухмыльнулся:
– Я очень надеюсь, что не уроню…
– Не уронишь, – сказал я, схватив его запястье.
Главарь повернул голову:
– А ты, на хрен, еще кто?
– Мистер Торн, ваш новый учитель английского. Но ты можешь называть меня «сэр».
Члены банды зашептались. Главарь дрогнул, но едва заметно. Он улыбнулся, считая, видимо, что его улыбка очаровательна. У меня же это вызвало к нему лишь еще большее отвращение.
– Мы всего лишь веселились, сэр. Это была просто шутка.
– Правда? – Я взглянул на тощего. – Вы действительно шутили?
Он покосился на главаря и едва заметно кивнул:
– Да, шутили.
Я с неохотой отпустил запястье главаря и отдал тощему его телефон.
– На твоем месте, Маркус, завтра я оставил бы его дома.
Он снова кивнул, чувствуя себя вдвое хуже. Я повернулся к главарю:
– Имя?
– Джереми Хёрст.
Хёрст. У меня слегка дернулся глаз. Ну конечно же! Нужно было догадаться. Меня сбили с толку темные волосы, но семейное сходство было очевидным. В том числе и передавшийся по наследству жестокий блеск в голубых глазах.
– Это все, сэр?
Ударение на слове «сэр». Сарказм. Он хочет меня спровоцировать. Но это было бы слишком просто. Другие дни, напомнил я себе. Другие дни.
– Пока да. – Я повернулся к остальным. – Все живо отсюда. Но если в будущем я увижу, что кто-нибудь из вас хотя бы бросит на землю жвачку, вам от меня избавиться будет сложнее, чем от тяжелой формы хламидиоза.
Двое из них едва смогли сдержать улыбки. Я указал головой на ворота школы, и они побрели в ее сторону. Хёрст какое-то время упрямился, однако вскоре и он вразвалочку пошел за ними. Маркус медлил в нерешительности.
– Ты тоже, – сказал я ему.
Он по-прежнему не двигался.
– Что?
– Не нужно было этого делать.
– Ты предпочел бы, чтобы я позволил ему разбить твой новый телефон?
Маркус устало покачал головой и отвернулся.
– Вот увидите.
5
Мне не пришлось ждать слишком долго.
Был обеденный перерыв. Я сидел за своим рабочим столом, делая пометки относительно уроков и поздравляя себя с тем, что никто в классах, в которых я вел уроки, не умер от скуки и что я не выбросил никого из учеников в окно или не выбросился из него сам.
Как верно заметил Гарри, я не работал учителем уже довольно давно. Не могу не признать, что я чувствовал себя немного заржавевшим. Однако затем я вспомнил слова одного из своих старых коллег: «Работа учителя – это как езда на велосипеде. Навыки остаются с тобой навсегда. И если ты качнешься и почувствуешь, что вот-вот упадешь, – помни, что три десятка детишек только и ждут этого, чтобы посмеяться над тобой и стащить велосипед. Поэтому продолжай крутить педали, даже если не имеешь представления, куда едешь».
Я продолжал крутить педали. К полудню я уже едва не раздувался от самодовольства, гордясь своими успехами.
Разумеется, до бесконечности так продолжаться не могло.
В дверь класса постучали, и внутрь заглянула голова Гарри:
– А, мистер Торн! Рад, что вы здесь. Все в порядке?
– Ну, на моих уроках никто не заснул, так что, полагаю, да.
Он кивнул:
– Хорошо. Очень хорошо.
Однако по его виду нельзя было сказать, что он и правда так думает. Он выглядел как человек, который потерял десять фунтов и наткнулся на осиное гнездо. Он вошел в класс и неуклюже встал передо мной.
– Не хотелось бы говорить вам это в первый же день, однако до моих ушей дошло нечто, что я не могу игнорировать.
