Глава 3
Делясь Благой Вестью
В своей попытке достигнуть «всего населения России» Евангелием Пашков и его последователи понимали, что нужды – различные, и это повело к разнообразию служений. Проводя многолюдные собрания в своем собственном доме, частные собрания не более чем для двадцати человек и индивидуальную работу в тюрьмах и дворцах, Пашков проповедовал Благую Весть как богатым, так и бедным. Пашковцы основали целый ряд благотворительных организаций, по примеру Европы и Северной Америки
[169]. Новоуверовавшие организовали недорогие столовые для студентов, чайные для рабочих, ночлежки для бездомных, малые предприятия для женщин и школы для бедных детей, а также целый ряд служений во время русско-турецкой войны 1877-78 гг. Пашковцы также издали десятки тысяч трактатов и другой христианской литературы и распространили тысячи Новых Заветов по всей империи.
Возвещая Слово
Ранние собрания Редстока
В первые дни движения Пробуждения лорд Редсток говорил Слово вначале в общественных местах, таких как церковь конгрегационалистов на Почтамтской улице, известная больше как американская или англо-американская часовня, а также в реформатской церкви, где пастором был немец Герман Дальтон. Первые собрания плохо посещались, слушателями были светские дамы, которые свободно говорили по-английски и познакомились с учением Редстока еще за границей. Несмотря на свое местонахождение, собрания Редстока затрагивали русских православных верующих сильнее, чем многочисленных столичных протестантов. По правде говоря, многие с протестантским наследием рассматривали эти собрания как подходящие только для православных
[170]. Вскоре Редсток начал проповедовать в частных гостиных аристократов, таких как графиня Елизавета Черткова, о которой говорят, что она первая пригласила Редстока в Россию. Его собрания стали привлекать все больше внимания.
В то время как проповедь Редстока производила большое впечатление, сами по себе собрания были ничем не примечательны. Одна графиня, посетившая ранние собрания Редстока, дала о них следующий отзыв: «Его (Редстока) несовершенный французский, его евангельские рассуждения, английская привычка вставать на колени, когда голова повернута в противоположном направлении от говорящего – и больше всего приглашение тех, кто хочет «найти Христа», зайти к лорду Редстоку на следующий день – все соединилось, чтобы не расположить мирского, но образованного русского принять его послание». Собрания описывались, как подобные собрания в гостиных для чтения Библии и молитвы, типичные для Англии того времени. «Прочитывалась и объяснялась часть Библии; за этим следовало обычное пылкое увещание, исполнялся гимн, предлагалась молитва о божественном руководстве, и собравшиеся расходились после взаимных дружеских и братских приветствий». По отзыву пастора Дальтона, молитвы Редстока не содержали «ничего искусственного, ничего подчеркнуто торжественного ни в языке, ни в способе произнесения. Он говорил в обычном разговорном тоне о тех вещах, которыми было полно его сердце»
[171].
И однако каким-то образом непримечательные собрания лорда Редстока «горячо приветствовались многими, как новое откровение христианской веры». И последователи, и противники одинаково и неоднократно говорят о популярности Редстока. Санкт-петербургский энциклопедический словарь 1898 г. описывал редстокистские собрания как имеющие «большой успех», а в 1912 г. Д. И. Боголюбов писал, что проповедь лорда Редстока имела «поразительное влияние» на русскую аристократию
[172]. Собрания вскоре стали модными. Протоиерей Т. И. Буткевич в 1915 г. объяснял, что в конце 1870-х гг. «не быть редстокистом значило уронить себя в глазах общества и получить название “человека отсталого”. Возражать против учения английского лорда в частном доме было бы равносильно нанесению оскорбления хозяйке»
[173].
Хотя, оглядываясь назад, можно указать на различные факторы, влияющие на популярность Редстока, и прежде всего на духовный голод, очевидный во всем обществе, в то время его успех был неожиданным и протрясающим. Стед считал, что «в самом лорде Редстоке не было совершенно ничего, чему можно было бы приписать то действие, которое его учение производило». В согласии с этой мыслью он ссылается на одного русского генерала, занимавшего высокое положение, который считал Редстока просто «телеграфным проводом. Через него приходила искра свыше». Р. Латимер в 1909 г. приписывал успех Редстока «силе Святого Духа»
[174]. Он не столько производил впечатление на аудиторию, сколько приводил ее в шок, побуждая веровать. Его стоило слушать, он был так необычен! Простота, искренность и убежденность, с которой он говорил, и прежде всего его уверенность в собственном спасении – учение, незнакомое православной церкви, – производили впечатление на аудиторию. Как аристократ, он был равен в ранге со своими слушателями, но его простая одежда и образ жизни безо всяких претензий производили сильное впечатление. Он весь был сенсацией: мирской человек – проповедник: неслыханно в православной церкви и даже противозаконно в России; кроме того, он не был связан ни с какой организованной деноминацией. Вера Редстока явно отличалась от веры многих духовных лиц, более преданных защите традиции, чем заботе об овцах. Уже в апреле 1874, через несколько месяцев после его прибытия, лондонская газета «Таймс» сообщила о разговоре между двумя русскими княгинями: они сделали вывод, что учение Редстока было «основано на любви, а не на обряде или церемонии, как в русском православии»
[175].
Пашковские салонные собрания
Одним из первых обращенных Редстоком был полковник В. А. Пашков. Полковник Пашков вскоре пригласил Редстока проводить постоянные собрания в своей собственной гостиной, а когда Редсток в 1878 г. покинул страну, Пашков принял на себя руководство движением
[176]. Вскоре последователей этого движения, которых именовали «редстокистами», стали называть «пашковцами». Самые большие собрания проходили в доме самого Пашкова или в доме княгини Натальи Ливен, чьи дворцы были почти такими же большими, как у царя
[177]. Так как это были частные дома, собрания разрешались, правда, под наблюдением полиции. Хотя собрания под руководством Пашкова были по форме и содержанию похожи на собрания Редстока, Пашков говорил по-русски, в противоположность французскому или английскому языку Редстока. Один светский человек из Санкт-Петербурга, Р. С. Игнатьев, скептик, посещавший собрания из любопытства, написал о своих первых впечатлениях от посещения пашковского собрания в начале 1880-х гг.:
