Пашков начинал свои проповеди с чтения короткого евангельского текста из Библии, лежащей перед ним на столе. Две особенности в словах, которые следовали за этим чтением, отличали его собрания от других религиозных собраний. Прежде всего, он говорил просто, «без подбора высокопарных слов, патетических возгласов и банальных эффектов, так часто употребляемых в нашей церковной проповеди». Немецкий реформатский пастор Герман Дальтон заметил, что Пашков «заботливо и сочувственно искал выразить свою мысль так, чтобы она была понятна его слушателям». Во-вторых, Пашков говорил, опираясь на собственный опыт, объясняя план спасения от первого лица: «когда-то я был без Христа, чужд заветов обетовании, не имел надежды… Господь дал мне уверовать в прощение грехов, возвещаемое именем Его. Благодать Божия и дар по благодати одного человека, Иисуса Христа, восполнили всю нужду мою, переполнив сердце мое радостью неземною и благодарностью ко Спасителю, искупившему меня кровью Своею Богу». Дальтон заметил, что слушатели видели: проповедник сам был пробужден к пониманию этих вечных истин и пророчество Спасителя исполнилось в нем – «Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой» (Ин. 7:38)
[202].
После бесед
Пашковские собрания не заканчивались после проповеди. Покинув импровизированную кафедру, Пашков смешивался с толпой, пожимая руки, обмениваясь поклонами, благословляя посетителей (хотя «благословлял не обычным крестом владыки, каким мы привыкли видеть пастырское благословение, а словами напутствия на добрые дела») и отвечая на вопросы по его беседе. Многие присутствующие, особенно в первый раз, казались очень тронутыми.
После собрания в другой комнате накрывался стол с закусками, к которому одинаково приглашались и завсегдатаи, и новопришедшие; пока гости рассаживались, Пашков оставался в зале с теми, кто желал «частной аудиенции». Когда один посетитель, не зная о приготовленной еде, пытался уйти сразу после беседы, элегантная дама убедила его остаться. (Он потом узнал, что она была княгиней). Когда частные дискуссии Пашкова кончались, он присоединялся к своим гостям за столом и благословлял пищу. Во время ужина из четырех блюд – страсбургский пирог, холодная закуска, горячие блюда и шампанское – разговор обращался к христианской жизни, но Пашков устало молчал, пока гости разговаривали между собой. Так как многие из гостей были частыми посетителями, они узнавали новопришедших и старались вовлечь их в разговор на духовные темы. Один наблюдатель позднее вспоминал эти разговоры: «Удивляюсь тому, что я пришел не на маскарад, а между тем ко мне все незамаскированные внешне люди подходят с вопросами так же свободно, как и в маскараде замаскированные субъекты. Может быть, и здесь все с маскою на душе ходят»
[203].
Среди слуг
В то время как пашковские собрания в светских салонах были замечательны своим разнообразием, Пашков и его последователи понимали, что не все могут придти на них, и вскоре начали проводить собрания в рабочих кварталах, где жили слуги, извозчики, фабричные рабочие и другие простые люди. Дальтон сообщал в 1881 г. о княгине Ф., которая проводила еженедельные собрания для своих служанок, включая поварих и горничных. По словам Дальтона, это было «великим испытанием для княгини – переступить через обычные границы общества таким образом и начать труд, столь необычный для женщин ее положения. Как она мне сама рассказывала, она долго ждала, не появится ли для труда на этом поле проповедник, приносящийся хлеб жизни для голодных. Но так как никто не появлялся, ей пришлось взять этот труд на себя»
[204]. Домочадцы Ливен проводили молитвенные собрания по утрам в 8.30, в которых участвовали верующие слуги, когда их обязанности им это позволяли. Десятилетиями позже плоды этих собраний были все еще очевидны. Регулярным посетителем этих собраний был дворник, который с большим энтузиазмом участвовал в дискуссиях. Свидетельствуя тем, кого он встречал во дворе Ливен, Иван Ильич столь же успешно свидетельствовал впоследствии дипломатам, с которыми делился Благой Вестью, когда здание стало итальянским посольством, а он так и оставался там дворником. Другие слуги также делились Благой Вестью со своими друзьями и родственниками, ускоряя распространение Евангелия среди простонародья. Однако, оставаясь частным делом, движение на этих первых порах избегало столкновений с государственной церковью
[205].
Среди рабочих
По воспоминаниям Победоносцева и других, Пашков и его последователи недолго ограничивались и довольствовались только своими домами. Вскоре Пашков начал часто посещать квартиры и места собраний рабочих, которые, по словам Победоносцева, «собирались на эти проповеди во множестве». Георг Брандес сообщал после своего визита в 1887 г., что «в городах русский люд собирается в трактирах, где звучит их музыка и они могут наслаждаться музыкой и чаем. Там можно увидеть рабочего или крестьянина по пятницам или когда он несколько «перебрал» и играет на своей гармони». В этих-то прокуренных трактирах, где грелись извозчики и пили чай вокруг самовара рабочие, «эти два служителя Божия [Пашков и Корф] читали Евангелие и говорили о Христе, о путях гибели и спасения, призывая всех обратиться к Спасителю с покаянием, чтобы получить верою прощение грехов и новую жизнь свыше». Собрания также проводились в конюшнях с извозчиками и на фабриках, и Пашков «никогда не был смущен ни большими расстояниями, ни грязной атмосферой, в которой он часто должен был говорить»
[206]. Вовлечены в этот труд были и женщины. Вскоре после высылки Пашкова некая госпожа Каменская проводила собрания среди рабочих по соседству, и на них часто говорила Александра Ивановна Пейкер, а также иностранные гости, и дочери полковника Пашкова пели дуэты
[207].
В сельской местности
К 1880 г. публичные собрания в Санкт-Петербурге были запрещены из-за растущей озабоченности православия беспрецедентным успехом Пашкова. Однако то, что власти намеревались помешать Пашкову, послужило фактически еще большему распространению его учения. Светские люди имели обыкновение проводить лето в своих поместьях, и пашковцы не были исключением. Летом они открывали свои загородные поместья так же, как они открывали свои дома в столице. Уже к 1876 г. Пашков начал проповедовать в своем нижегородском поместье. По сведениям газетной статьи 1880 г., «крестьяне проходили в иных случаях по 100 верст, чтобы слышать Евангелие, которое им так просто проповедовали»
[208]. К 1880 г. последователи Пашкова тоже проповедовали в провинции. А так как у руководителей движения было не одно поместье, то вскоре это учение достигло многих людей. Молитвенные собрания с проповедью были типичны в сельских поместьях многих пашковцев
[209].
