Бедные
Пашковцы не ограничивались в своей индивидуальной работе только светским обществом, естественной средой, в которой они вращались. Один из противников открыто критиковал тенденцию Пашкова «ездить по домам не только богатым, но и бедным, читать Евангелие, толковать и учить веровать во Христа и каяться». Обер-прокурор Победоносцев также сообщал, что Пашков посещает жилища кучеров. Последователи Пашкова вскоре присоединились к нему в этом деле. Стед сообщал, что «элегантные дамы начали посещать трущобы не просто для времяпровождения, а всерьез»
[242]. Город был поделен на районы, в каждом из которых пашковцы посещали бедных женщин. Княгиня Вера Гагарина вместе с Констанцией Козляниновой отвечала за отдаленный район С.-Петербурга – Пески, а старшая сестра Констанции Александра следила за районом ближе к дому. У Александры было слабое сердце, и она должна была оставить эту работу, но молоденькие княжны Мария и София Ливен стали ходить вместо нее, знакомясь с худшими местами города и беднейшими домами. Княжна Софья позже описала их визиты:
«Кто не бывал в таких квартирах, не может иметь представление о них. Лестницы пахли горелым постным маслом и кошками. Квартиры часто сдавались нескольким жильцам, каждый занимал по углу или по койке. Помещение не проветривалось, чтобы экономить тепло, а потому в таких комнатах можно было просто задохнуться. …Однажды Божьих служительниц [Веру Федоровну Гагарину и Александру Сергеевну Козлянинову] даже выгнали со двора метлой. Тетя моя [Гагарина] радовалась потом, что за имя Христово удостоилась понести посрамление»
[243].
Посещение больниц
Пашковцы регулярно посещали больницы, где Пашков и Корф, по слухам, имели опыт исцеления больных. Посещая свое имение в Нижнем Новгороде, Пашков, как о нем сообщали, проводил библейские чтения в больнице Ветошкино каждое утро в десять часов
[244]. Пастор Дальтон вспоминал, что один пашковец – «чтец Библии» – регулярно посещал «больницы для тех несчастных женщин, которые своей греховной жизнью навлекли на себя самые отвратительные виды болезней». Как вспоминает Стед, «это было не такое уже необычное дело – видеть знатную леди, для которой открыты все салоны С.-Петербурга, спешащей на бедных дрожках, чтобы читать и молиться у постели умирающей девушки в грязной палате местной больницы. Никакая инфекция не могла удержать их от исполнения взятого на себя долга, никакое место не было слишком темным для них, чтобы отказаться осветить его сиянием своего присутствия»
[245].
Среди больничных посещений Пашкова выделяется одно. В начале своего служения он использовал свое влияние, чтобы помочь молодой женщине получить разрешение выйти замуж за своего жениха, нигилиста, сосланного в Сибирь, и сопровождать его в ссылку. Беседуя с молодой невестой, как обычно он делал, полковник дал ей христианскую брошюру и спросил о состоянии ее души. Пять лет молодая супруга Попова жила со своим мужем в ссылке, где она заболела и в конце концов должна была вернуться в Москву за медицинской помощью. Когда она лежала, умирая, в хирургическом отделении больницы, ее посетила пашковка Елена Шувалова, жена государственного сановника Петра Шувалова, и несчастная узнала в брошюрах, которые сейчас ей были предложены, те, которые она получила несколько лет назад. Она умоляла графиню вызвать к ней полковника Пашкова. Так как Пашков в то время жил в своем московском поместье, он регулярно посещал ее, и когда его семья возвращалась в С.-Петербург на зиму, госпожа Попова вернулась с ними, и ее поместили в Мариинскую больницу. Несмотря на боли, она стала свидетелем медицинским сестрам и пациентам вокруг нее, и даже привела свою сиделку к Господу
[246].
Другой случай из больничных посещений Пашкова – Н. Горинович, бывший нигилист, на которого напали его прежние товарищи и оставили умирать в Одессе. Они вылили ему на лицо серную кислоту, которая ослепила его и до неузнаваемости сожгла лицо. Так как это был 1877 год, время войны с Турцией, Гориновича перевезли в С.-Петербург вместе с ранеными солдатами, но для него не нашлось больничной палаты. Кучер нашел его оставленным на улице умирать и отвез в больницу ближайшего города. Там полковник Пашков посетил отчаявшегося молодого человека. Посидев на кровати больного и выслушав его историю, он спросил: «Не желаете ли вы услышать про моего Спасителя?». Хотя Горинович счел надменным говорить о «своем» Спасителе, слова Пашкова об Иисусе, Который простил его грех и наполнил сердце любовью, произвели впечатление. Через неделю Пашков вернулся и, поговорив с Гориновичем, спросил его, верует ли он. «С той минуты у меня не было более сомнения; я понял, что нашел то, чего никогда не имел; понял, что, потеряв возможность видеть свет солнечный, я нашел другой Свет – “Свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин. 1:9)”». Взятый графом Бобринским и его женой, Горинович написал свидетельство, которое Пашков напечатал под заглавием «Он любит меня». Ада фон Крузенштерн встретила его годами позже в Берлине с женой и двумя детьми, он учился плести корзины. «Я счастлив, – сказал он ей, – что могу вернуться на родину и учить других слепых людей тому ремеслу, которому я выучился, и сказать им об Иисусе, Который может помочь им тоже во всех их бедах»
[247].
Тюрьмы
Последователи Пашкова часто посещали тюрьмы. Как пишет Дальтон, «на протяжении целого ряда лет часы, которые прежде посвящались сну, теперь проводились в посещениях камер преступников. И эту работу делали таким незаметным образом, что едва ли кто мог догадаться и узнать в нежном и добром чтеце Библии, который день за днем появляется в тюремной камере, того, кто носит знатное княжеское имя в русской столице»
[248]. Сам Пашков был частым посетителем тюрем, и многие, чему есть свидетельства, оставили свои жизни греха и нищеты благодаря его слову и примеру. Министр юстиции, граф Константин фон-дер Пален, сам поддерживал его усилия и снабдил Пашкова пропуском для посещения заключенных в столице, включая политических узников – привилегия, которую Пашков потерял в конце 1882 г., когда граф Пален ушел со своего места. Желая продолжать свой труд, Пашков попросил новый пропуск у градоначальника Петра Аполлоновича Грессера
[249].
