Приезд Мюллера в Петербург не обошелся, однако, без переживаний. Только через двенадцать дней после подачи заявления в Министерство внутренних дел ему было разрешено проповедовать в церквях, которые не имели связи с государством. После того как он получил этот документ на русском языке, на котором Мюллер не мог читать, и проводил собрания в гостиной дома Пашкова, ему было приказано явиться к начальнику полиции, и тот заявил Мюллеру, что он переступил указанные границы. От собраний в доме Пашкова пришлось отказаться. Однако, несмотря на оппозицию, Мюллер не считал свое пребывание в Петербурге зря потраченным временем. Позднее он вспоминал: «Столь драгоценна была вся эта работа и столь явно она была дана от Бога, что я мог только восхищаться Им, позволившим мне трудиться, как мне было дано. Снова и снова наши христианские друзья в С.-Петербурге говорили мне, что Бог знал их нужду, и точно вовремя Он послал меня им»
[258].
Каждую неделю Мюллер проводил изучение Библии на немецком языке в доме Корфа. В отличие от общих собраний, которые так часто связывают с этим движением, такие собрания носили частный характер, когда посетители задавали много вопросов, детская наивность которых удивляла их гостя-учителя. Корф объяснил, однако, что нужно было ожидать таких вопросов, так как большинство из присутствующих ничего не знали о Библии. «Мы не стыдились спрашивать, когда не понимали, – говорил Корф, – потому что мы хотели быть послушными детьми Божьими и жить в соответствии Святому Писанию»
[259].
Служение Мюллера в Петербурге отличалось от его обычных проповеднических туров еще одним. Независимо от него возникали возможности для общественного и частного служения людям высокого положения, которым он старался помочь в духовном отношении. Хотя обычно Мюллер останавливался в отелях, чтобы получить «как можно больше отдыха и времени для себя», через два дня пребывания в гостинице он сдался княгине Наталье Ливен, ее настойчивым приглашениям разместиться в ее дворце. Через развивающиеся отношения с княгиней и ее окружением, а также через разговоры в ее обществе «Господь открыл для меня глубоко важное служение… которое, я не сомневаюсь, обнаружится в день Христа как очень полезное не только этим христианам, среди которых я особенно трудился и в общем, и в частном порядке, но также и многим другим в этой обширной империи»
[260].
Доктор Ф. Бедекер
Доктор Фридрих Бедекер более известен двумя своими трудными и опасными миссионерскими путешествиями через Сибирь с посещением тюрем в 1890-х гг., но он, как и Георг Мюллер, учил также неопытных верующих в С.-Петербурге. Рожденный в Германии, доктор Бедекер принял британское подданство и жил в Англии большую часть своей жизни, где в 1866 г. пришел ко Христу на одном из английских салонных собраний лорда Редстока, подобном собраниям в русской столице.
До своего обращения он слыл болезненным человеком: у него было только одно легкое, искривление позвоночника и слабое сердце. Однако после 1866 г. не было больше слышно ни о каких проблемах со здоровьем, и никогда по состоянию здоровья он не отказывался от самого напряженного служения. Когда он впервые приехал в Россию в 1875 г., его друг и наставник Редсток представил Бедекера многим великосветским дамам и господам, посещающим его собрания. В 1877 г. Бедекер со своей женой и приемной дочерью приехал в Россию на три года как странствующий евангелист, прежде всего, для немецко-говорящего населения Западной России и Прибалтики. В известном смысле доктор Бедекер принял на себя от лорда Редстока роль советника, когда тот уехал из России в 1878 г.
[261]
Хотя он более известен своим служением в тюрьмах, сначала в западной России, а потом в Сибири, Бедекер играл также важную роль в С.-Петербурге. Он провел здесь больше времени, чем где бы то ни было, поселившись в малахитовом зале княгини Ливен. Бедекер часто проводил библейские чтения в ее белом зале, а также в доме графа Алексея Бобринского. Иногда он проповедовал в церкви конгрегационалистов и побуждал новых верующих к молитве. Известно, что в то время как граф Корф был вызван на встречу с правительственными официальными лицами, требовавшими от него прекратить свое служение, Бедекер и некоторые женщины собрались в доме княгини Веры Гагариной молиться за него. Бедекер был лично знаком со многими членами высшего общества и имел возможность свидетельствовать великим княгиням, графам, генералам и баронессам и ободрять их. Однако он никогда не ставил свое служение аристократам выше служения заключенным. Так, он отклонил приглашение на свадебный праздник одного барона, потому что чувствовал, что эти две недели, которые он будет отсутствовать, «могут оказаться жизненно важными для некоторых бедных заключенных». Так же важна его роль практического наставника для многих молодых пашковцев. Даже женщины присоединились к его санкт-петербургскому служению в тюрьмах, и во время длительных путешествий его всегда сопровождал кто-то из молодых людей. Иван Каргель, который впоследствии стал влиятельным руководителем в санкт-петербургской общине, сопровождал его в первой поездке на Сахалин в 1890 г. Для Бедекера было важно, чтобы Господня работа и «углублялась, и распространялась»
[262].
Отто Штокмайер
Наряду с Мюллером и Бедекером, С.-Петербург посещали и другие гости. Швейцарский пастор Отто Штокмайер, постоянный проповедник на годичных Кесвикских съездах в Англии, был приглашен для истолкования Библии в 1880 г.
[263] Ада фон Крузенштерн, которая позднее слушала его в Европе, описала его проповедь как «могущественную»: «Можно было чувствовать в нем, больше, чем в ком-либо ином, страх привлекать людей больше к себе, чем к Богу. Он ничего так не боялся, как этого. Он пробуждал в людях стремление к полному знанию самих себя, жажду раскрыть всякое тщеславие, чтобы новая жизнь могла созидаться на новом основании»
[264].
Джесси Пенн-Льюис
Десятью годами позже, когда Пашков был выслан из страны и религиозные преследования достигли своего пика, англичанка Джесси Пенн-Льюис, которая позже стала известным автором, а также постоянным проповедником в Кесвике, провела двадцать восемь собраний в течение января 1897 г., когда была в С.-Петербурге. Хрупкая и болезненная, молодая Пенн-Льюис сопротивлялась, когда одна русская женщина в Лондоне пригласила ее в Россию. Только после настойчивой молитвы, закончившейся «сделкой с Богом», она согласилась. Хотя в ту зиму Джесси серьезно заболела, едва избежав смерти, она никогда не жалела, что последовала Божьему призыву. Фактически Пенн-Льюис приписывала свое исцеление молитвам четырех неназванных пашковок, которые «провели десять дней и ночей на коленях с открытой Библией, простирая свои руки к Богу». Отказавшись от сна, эти четыре женщины оставались рядом с ней, пока она не вернулась к жизни. Пенн-Льюис позднее отметила: «Я часто удивлялась, в какой другой стране я нашла бы то, что они сделали для меня»
[265]. То, что эта поездка оказала глубокое воздействие на Пенн-Льюис, стало очевидным в ее положении вице-президента Миссионерского центра и Центра конференций Русского миссионерского общества «Славянка» в Англии. Это был последний дом Елизаветы Чертковой, одной из хозяек Пенн-Льюис двадцать пять лет назад
[266].
