Даже всеми любимый «Русский рабочий», однако, пал жертвой растущих религиозных репрессий и ограничений при царе Александре III, под влиянием обер-прокурора Победоносцева. В 1885 г. церковный цензор, архимандрит Святейшего Синода, назначенный препятствовать печатанию ересей, стал совершенно неумолимым. Призыв к читателям – искать общения с Богом – был запрещен, поскольку в нем не говорилось, что общение с Богом можно найти только через церковь. В некоторых случаях Пейкер запрещали печатать отрывки из Священного Писания, а отцы церкви представляли собой особую трудность. Однажды Пейкер должна была переписать историю Павла и Силы так, чтобы избежать каких-либо ссылок на Писание и даже вообще на библейское происхождение истории. Точное цитирование слов недавно канонизированного святого Тихона Задонского, епископа Воронежа, было запрещено. История блудного сына была особенно проблематичной, потому что ее трудно было сочетать с исключительными требованиями православной церкви
[330].
Хотя Пейкер никогда не получала официального извещения, что ее газета должна прекратить свое существование, «Правительственный вестник», который только двумя годами раньше рекомендовал газету «Русский рабочий», объявил ее обращение запрещенным. В некоторых местах полиция даже ходила от дома к дому, собирая и уничтожая старые выпуски. Когда Александра Ивановна посетила священников, членов Комитета Святейшего Синода, ей не указали причины, по которой ее публикации больше не пропускаются цензорами, или в чем она, по мнению Святейшего Синода, ошибается. Церковному цензору просто приказали не пропускать ничего, присылаемого ему для публикации в «Русском рабочем», и даже не открывать конверты. В то время как газета таким образом пришла к своему концу, издатель Александра Пейкер отказывалась унывать. Она продолжала проводить собрания для молодых девушек, вести библейское изучение со студентами вместе с бароном Павлом Николаи и руководить русским студенческим христианским движением, работать добровольцем в госпитале для бедных в петербургском пригороде Лесная, регулярно посещать слепую великую княгиню в ее дворце и служить «пастырем душ» многим молодым братьям и сестрам, достигающим ведущего положения
[331].
Библии
Распространение Библий и Новых Заветов было также важной частью все расширяющегося пашковского движения. К 1881 г. Пашков и его последователи распространили тысячи Библий за свой счет
[332]. Писание и его части, распространяемые пашковцами, были одобрены и напечатаны в синодальной типографии, а Пашков и его последователи выработали сложную систему подчеркивания и выделения тех текстов и отрывков, которые они считали особенно важными, подобно тому, как это делалось в помеченном Завете, известном в Англии. Было распространено около трех тысяч этих помеченных Заветов, каждый из них подчеркивали вручную. О докторе Бедекере рассказывают, что он прошел сквозь «несколько сотен частей Писания и собственной рукой отметил красными чернилами избранные стихи, которые говорили о Божьем сострадании и милости к грешникам. Это был, конечно, медленный и утомительный труд; но любовь к душам и к Иисусу делали его действительной радостью»
[333]. В некоторых изданиях абзацы, касающиеся оправдания верой, были подчеркнуты цветными чернилами. Другое сообщение указывало, что использовались и горизонтальные, и вертикальные линии, чтобы привлечь внимание читателя. В южной России молокане регулярно получали большие упаковки Новых Заветов с отрывками, «подходящими к протестантству или духу учения молоканского», помеченными красными или синими чернилами. Штундисты получали из С.-Петербурга и Ветхие, и Новые Заветы с текстами, подчеркнутыми один или два раза. По слухам, Пашков советовал своим слушателям подчеркивать любимые отрывки в Библии
[334].
Подчеркнутые отрывки породили проблемы для пашковцев. Библии были одобрены Св. Синодом, а выделение текстов – нет. Доктора Бедекера останавливали, не разрешая раздавать Библии заключенным, потому что в его официальном разрешении значились «Библии или Заветы без пометок и комментариев»
[335]. Подчеркивание чего-то в Библии и пометки в ней шокировали простых русских, которые Библию рассматривали как принадлежность «красного угла» наряду с иконами, как великую драгоценность, которую надо почитать и не вносить туда пометок. Однако еще больше беспокойства приносило властям содержание подчеркнутых текстов. «[Пашков] испестрил текст всего Нового Завета и подал повод нашим простецам думать, будто одно в Писании важно, и это следует отметить себе одной чертой, другое – важнее, и это нужно дважды подчеркнуть, а иное – необычайно важно… То составляет будто бы суть всего Новозаветного учения»
[336]. Протоиерей Янышев считал, что подчеркивания создают впечатление, будто «для г. Пашкова не все Св. Писание есть Слово Божие и что он имеет какую-нибудь свою собственную теорию на счет слова Божия и его толкования»
[337].
Распространение
Благодаря богатству пашковцев и современным возможностям С.-Петербурга, издание сотен брошюр было задачей трудной, но выполнимой. Распределение публикаций оказалось делом более сложным. Без инфраструктуры по перевозке большого количества книг были изобретены другие средства для распространения литературы вне столицы. Более чем десятью годами позже литературу, которую доктор Бедекер раздавал в сибирских тюрьмах, нужно было доставлять заранее, почти за год: транспортировка по рекам закрывалась на зиму. В столице пашковскую литературу продавали в книжном магазине Гротта на Литейном, 56, и книжные магазины в других больших городах тоже завозили пашковские материалы. Книгоноши, такие как сирийский миссионер Яков Деляков и его пасынок Иван Жидков в Астраханской губернии, германский лютеранский кузнец Давид Штейнберг в Царицынском уезде, Петр Перк в Саратовской губернии
[338] и другие распространяли пашковскую литературу в деревнях по низким ценам.
