Не все, однако, проходило гладко на конференции. У Пашкова и его последователей не было твердого убеждения, нужно ли крестить людей в детском возрасте или же после сознательного исповедания веры. Баптисты, однако, следовали учению Иоганна Онкена и стремились доказать, что детское крещение противоречит Писанию. Баптистские делегаты отказались принимать участие в предложенном им причастии, так как большинство петербургских верующих не перекрещивались, будучи взрослыми. 3 апреля собрание проходило в доме княгини Ливен, и на нем предполагалось обсудить общее положение о святом крещении. Пашковцы составили черновик положения так, чтобы никого не обидеть, и там было написано: «Мы признаем крещение, как Божье установление… Как эта заповедь будет исполняться, зависит от совести человека и оставляется на его понимание Слова Божьего»
[364]. Решения по этому вопросу не было принято, потому что у участников были различные богословские точки зрения на этот вопрос, и у многих оказались гораздо более твердые мнения, чем у пашковцев, набросавших этот черновик. В итоге, после многих молитв, это утверждение было выброшено из документа, и центр конференции переместился с доктринального единства на единство в любви и добрых делах
[365].
Единству способствовали не столько речи и молитвы, сколько общая оппозиция, направленная против всех делегатов. Еще до официального окончания конференции полиция арестовала русских делегатов в гостинице и немедленно отослала их домой. По некоторым источникам, это случилось на третий день конференции, другие же указывают 6 апреля, шестой день конференции
[366].
И еще некоторые источники указывают, что участники были арестованы, отпущены, снова арестованы и отосланы домой. Каким бы ни был день их ареста, остается факт, что на запланированное собрание делегаты не явились. Все, кроме иностранцев и российских немцев, были арестованы, провели ночь в тюрьме, – по сообщениям, это была знаменитая Петропавловская крепость, – и посланы домой с предупреждением не возвращаться. Однако, согласно Стеду, время в тюрьме, где молокане, штундисты и баптисты вместе страдали за свою веру, больше послужило для желаемого единства, чем собрание, созванное для этой цели
[367].
Глава 5
Гонения и ссылка
Сектанты против государственной церкви
Законодательство
Аресты на петербургском съезде не были такой уж неожиданностью. Религиозная свобода постепенно уменьшалась с того времени, как Святейший Синод восемь лет назад издал полную Библию на русском разговорном языке. Широкое распространение Библии вскоре привело к несогласиям в ее истолковании, которое прежде было под контролем Святейшего Синода, и власти приняли меры к тому, чтобы контролировать растущие различия в толковании. 27 марта 1879 г. «Московский циркуляр» позволил баптистам «беспрепятственно исповедовать свое вероучение и исполнять обряды веры по существующим у них обычаям». Общественное богослужение они должны отправлять «не иначе, как по утверждении в сем звании губернатором»
[368].
В 1882 г. граф Дмитрий Толстой, министр внутренних дел, издал циркуляр, запрещающий все собрания для чтения Слова Божьего или общей молитвы, что Святейший Синод считал вредным для народа. Толстой издал этот указ специально для пресечения пашковской деятельности, основывая его на предыдущем законе, запрещающем несанкционированные собрания и направленном против революционеров, а также на каноническом законе, запрещающем мирянам проповедовать
[369]. Новый закон от 3 мая 1883 г. давал право иметь богослужения всем раскольникам, не боясь преследования, – видимая победа сторонников религиозной свободы. Однако существовало одно исключение: неправославные свободны от преследования, «за исключением тех случаев, когда они окажутся виновными в распространении своих заблуждений между православными»
[370].
Оппозиция
Существование оппозиции пашковцам объяснялось целым рядом причин: здесь была и зависть к их успеху, и искренняя озабоченность теми, кто «совращен», и страх перед революцией. К. П. Победоносцев проявлял озабоченность в отношении Пашкова как «самочинного проповедника», он считал, что Пашков «ходит к народу с выдерганными текстами Св. Писания, которые повторяет на все лады упорно и настойчиво, не справляясь с церковным учением и отстраняя его вовсе». Особенно беспокоился Победоносцев об «узком и одностороннем [учении]… ибо из него для массы прямой вывод – равнодушие к греху»
[371]. Однако чаще встречались неосновательные обвинения в том, что аристократы использовали свое богатство, платили крестьянам за их обращение, а также другие сфабрикованные обвинения, в которых можно видеть скорее гнев, чем законную озабоченность. В 1883 г. один корреспондент петербургской газеты «Новости» обвинил Пашкова в лицемерии, потому что тот владел в Симбирской губернии заводом по очищению вина. Пашков быстро ответил на это обвинение в своем письме издателю от 9 марта, что завод принадлежал родственнику, носящему ту же фамилию
[372].
Каковы бы ни были их мотивы, православные руководители должны были сильно расстроиться, когда некоторые из их собственных священников, посланных для открытого спора с Пашковым, вернулись убежденными, что Пашков находится на верном пути. В другом случае священник посетил пашковское собрание, чтобы собрать сведения против этого «дерзкого мирянина, который ни в церковь не ходит, ни ведет себя, как мирянин». Позднее он поведал профессору Диллону, что «Пашков совершает прекрасный труд, и делает это лучше, чем многие из нас»
[373]. В мае 1883 г. Пашков заявил Делякову, что «несмотря на весь шум, подделанный наговор, в конце концов, ничего не прекратилось; Господу угодно было нам дозволить продолжать чтение Его Слова, назидать друг друга и о Нем сказать и таким, которых заинтересовало дело Господне только потому, что оно вызвало такие нападки со стороны разных ревнителей православия»
[374].
