Пятый закон у Бернса – «Закон разнообразия» – гласит, что каждое пробуждение уникально, и если оно воздействует на одну нацию или народ, то может очень мало влиять на другое место
[423]. Собрания в гостиных аристократов привели к огромным результатам в русской столице, однако подобные салонные собрания не произвели впечатления на Москву, и среди крестьян их действие было не всегда таким, как ожидали.
По Бернсу, «Закон отдачи» означает, что каждое Пробуждение имеет определенные временные границы и угасает через десятилетие, через поколение или после смерти лидера
[424]. После первоначального эмоционального и импульсивного отклика известный процент последователей естественно отпадает, хотя результаты воздействия движения остаются на долгое время. Однако с течением времени даже и они исчезают. Это очевидно в пашковском движении, когда эмоциональный подъем уменьшился после высылки Пашкова и Корфа, а через несколько десятилетий новые движения под руководством новых лидеров уже не имели многих характеристик раннего пашковского движения. Однако оно приготовило путь для следующих движений под руководством Проханова, Фетлера и Каргеля.
Последний закон, который Блэквуд находит в учении Бернса, – это «Закон доктрины». По Блэквуду, пробуждение наступает, когда подчеркиваются христианские доктрины, особенно спасение через смерть Христа, а также истины Священного Писания
[425]. Хотя другие положения христианского учения могут варьироваться, Блэквуд утверждает, что именно эти истины являются центральными в любом пробуждении, и, безусловно, именно они были в сердцевине пашковского движения.
Однако не все ученые признают пашковское движение пробуждением. Некоторые рассматривают его как временное социальное явление, менее влиятельное, чем это утверждалось выше. Русский автор Николай Лесков, описывая движение при Редстоке в 1877 г., считал его не более чем группой людей, любящих потолковать о Слове Божьем, о спасении и об оправдании
[426], хотя допускал, что в нем есть потенциальная возможность отделения от государственной церкви. Профессор Джераси из университета Вирджинии, который писал о Пашкове научную работу, будучи аспирантом Калифорнийского университета, описывал пашковское движение как «один из путей, в котором группа людей из высшего общества видела смысл во время критических изменений, происходивших в русском обществе»
[427]. По словам профессора Эдмунда Хейера из университета Ватерлоо, Канада, который написал самую ясно изложенную работу о пашковском движении, это была «сила, похожая на христианский социализм или толстовство, направленная на изменение России через использование нравственных и религиозных принципов»
[428]. По мнению данного автора, Пашкову это не удалось.
Трудно прийти к определенным выводам о роли пашковского движения в обществе, потому что авторы и наблюдатели включали свои симпатии и антипатии, а также предрассудки в свои описания. Хотя это неизбежный момент во всяком письменном жанре, он особенно действует при обсуждении вопросов религиозных и национальных, т. е. спорных и до сего времени в России. В большинстве рассказов свидетелей видно нежелание скрывать свои личные чувства, но даже те из них, которые стремятся к объективности, основываются на противоречивых первоисточниках и односторонних отчетах. При всем многообразии толкований остается фактом, что лорд Редсток проповедовал в России, привлекая влиятельных последователей из среды русской аристократии, а полковник Василий Пашков продолжил дело Редстока после его отъезда. Движение росло, и его члены предприняли целый ряд социальных и евангелизационных усилий. Первоначально православная церковь считала это движение безвредным, но вскоре стала бояться пашковцев и с назначением Победоносцева обер-прокурором Синода в 1880 г. начала серьезное их преследование. В 1884 г. полковник Пашков и его помощник граф Корф проигнорировали приказы не приглашать верующих на назначенный ими всероссийский съезд и были высланы из России, а их Общество поощрения духовно-нравственного чтения закрыто. Однако их влияние осталось, и верующие продолжали встречаться; современные русские евангельские христиане-баптисты указывают на пашковское движение Пробуждения как важную часть своего наследия.
Имел ли Пашков успех?
Если иметь в виду предполагаемую цель Пашкова – «обратить в свою веру все население России»
[429], то атеизм коммунистического периода показывает, что интеллигенция в своей попытке обратить Россию в атеизм была, по крайней мере, на первый взгляд, более успешна, чем ранние пашковцы. Некоторые винят в этой неудаче вмешательство Русской православной церкви, утверждая, что если бы Пашков не был выслан, он «преуспел бы» в большей степени, но эти рассуждения чисто гипотетические. Говоря о миссии и евангелизме, мы всегда имеем в виду и оппозицию, что Библия и ранняя церковь рассматривали скорее как правило, чем исключение. Реформаторы XVI века встретили сопротивление Римской католической церкви, а евангельские верующие XXI века имеют дело с оппозицией плюралистического общества. Сам Пашков ясно выражал свое убеждение, что никакая оппозиция не сможет остановить движение Бога, и его переписка указывает, что он не рассматривал свою ссылку как помеху в Божьем плане о его служении.
В то же время влияние Пашкова и его аристократических последователей представляется более широко распространившимся, чем это видят многие ученые. Географически пашковцы и пашковская литература простираются от Мурманска на севере до Тбилиси на юге и от Финляндии на западе до Сахалина на востоке. Хотя пашковское движение в Петербурге достигло своей вершины в конце 1870-х гг., оно продолжало расти среди народа, и даже в 1910 г. Русская православная церковь все еще активно издавала антипашковскую литературу
[430]. Союз евангельских христиан-баптистов, выросший из трех движений – штундистского, баптистского и пашковского, был в течение многих лет самой крупной протестантской деноминацией в России, единственной, которой было разрешено действовать на национальном уровне при коммунизме. Влияние движения имело международное значение: его участники служили в Китае, Северной Америке, Аравии и по всей Европе
[431].
