Чему мы можем научиться?
Как и во времена Пашкова, сегодня остаются те же тенденции: либо замалчивать его деятельность как незначительную, либо превозносить. Хотя обе эти тенденции являются крайностями, евангельским верующим есть чему поучиться на опыте Пашкова – как положительном, так и отрицательном. Есть целый ряд областей, в которых пашковцы преуспели и уроки которых являются ценными для общества вообще, и для России в особенности.
Социальное и национальное единство
Братство между разными национальностями и социальными классами было определяющим фактором пашковского движения. Находясь в резком противостоянии социальным нормам того времени, это единство более, чем что-либо другое, привлекало новопришедших к движению, хотя бы из чистого любопытства. В XIX веке слуги не смешивались с господами, крестьяне – с княжнами, и именно поэтому о пашковских собраниях начались разговоры в городе. Василий Гурьевич Павлов описал это ощутимое братство на съезде 1884 г. как одно из самых светлых воспоминаний в своей жизни, когда «мужик сидел рядом с графом, и знатные дамы служили простым братьям»
[432]. Это было нечто большее, чем череда религиозных собраний. В современном служении, как в США, так и в Европе, есть склонность к социологическим наблюдениям, что «подобное притягивает подобное», поэтому, возможно, мы можем научиться чему-то из опыта пашковцев. Американские члены церкви часто делают своей целью достигнуть только подобных себе, даже меняя место жительства, чтобы усилить однородность окружения. Внутри церквей тоже вполне обычно делить членов церкви по возрасту, интересам, положению в обществе, по семейному положению. Хотя многие находят это деление полезным, чтобы достигнуть определенной группы, пашковцы обнаружили, что те люди, которые не имеют ничего общего между собой, но соединены в любви Христовой, привлекают всех, кто их встречает.
Личная проповедь
Красноречие в пашковской проповеди не играло важной роли, очень немногие пашковцы были способными ораторами, но нечто общее было в проповедях Редстока, Пашкова и их ранних последователей. Пашковцы говорили от сердца и из личного опыта, не подчеркивая ни богословские истины, ни логические аргументы. Их слова находили путь к сердцам слушателей
[433]. Сегодня многие проповедники стремятся к объективности и поэтому стараются быть на некотором расстоянии от материала, чтобы библейская проповедь не испытывала влияния личного опыта. Это привело к разделению знания и опыта, веры и жизни: богословски образованные верующие живут иногда в противоречии своему учению. Высокие требования и ожидания скорей отпугивают от церкви, чем привлекают к ней. Пашковская проповедь от сердца, подчеркивающая изменение жизни через Христа, а не богословские тонкости или законнические требования, привлекала людей к движению. Образованные и необразованные одинаково понимали чувства, желания и последствия греха в своих жизнях. Делясь опытом собственной жизни, с ясным убеждением Пашков привлекал людей к своему учению, а не внушал страх и не оказывал давления, которые так часто ассоциируются с организованной религией.
Личный труд
На пашковских собраниях никогда не было призывов покаяться и никто не ожидал немедленного обращения в веру. Вместо этого Редсток и Пашков встречались с людьми по отдельности, чтобы обсудить с ними вопросы спасения и веры. У Редстока все дни были заполнены личными встречами, а Пашков беседовал с людьми индивидуально после собрания, побуждая и других верующих тоже беседовать с новопришедшими о духовных вопросах. Число обращенных никогда не объявлялось на собраниях. Веру понимали как личное странствие, которое пашковцы лишь стремились облегчить, это не был клуб, к которому человек либо принадлежал, либо – нет. Исследование Перри Глянцера утверждает, что до сих пор русские рассматривают обращение не как единовременный акт, а как процесс
[434]. Пашков предпочитал беседовать с людьми индивидуально, а не предписывать им совершать определенные шаги к спасению, и это вело к полной и твердой отдаче Господу и к изменению жизни, в противоположность неискренним молитвам, которые иногда произносятся под давлением евангелистов, которые либо обещают благополучие, либо запугивают
[435].
Щедрость
Пашковцы были для всех примером щедрости – как в том, что им принадлежало, так и в распоряжении своим временем. Христос предостерегал, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Божие, однако пашковцы не позволяли своему богатству стоять на пути Евангелия. В противоположность коммунистической практике «все твое – это мое», пашковцы придерживались иной философии – «то, что мое, является твоим»
[436]. Княгиня Наталья Ливен предоставила свой большой малахитовый зал для Божьего труда, несмотря на риск и даже на эпизодические случаи, что малахит воровали, отщепляя от колонн. Полковник Пашков и его семья переехали в меньшую квартиру на низшем этаже одного из своих домов, позволив арендовать большую часть своего дома
[437]. С началом преследований были принесены еще большие жертвы. Евгения Мейер отказалась от удобств своего дома и отправилась сначала на отдаленный остров Сахалин, а затем посвятила свою жизнь раздаче Библий и евангелизации в мусульманской Центральной Азии
[438]. Баронесса Матильда Вреде добровольно перешла на паек заключенных и даже продала самую дорогую для себя собственность, свою лошадь Рейму, ради заключенного
[439].
Церкви сегодня учат часто не жертве, а пожертвованию от изобилия, и даже пасторы рассчитывают на зарплату среднего класса. Богословие процветания и благополучия, которое учит, что Бог материально благословляет тех, кем Он доволен, повело к дальнейшему подчеркиванию богатства. Такого никогда не было у пашковцев, их руководители пожертвовали даже любимой родиной ради своей веры.
Импорт западных традиций
Однако не во всем следует хвалить пашковцев. Петербургские пашковцы, благодаря своему воспитанию и образу жизни, типичному для высших классов России, были больше знакомы с западным образом жизни, чем с жизнью русского народа. Религиозное поведение лорда Редстока не было для них таким «иностранным», как оно представлялось низшим классам. Они никогда не ставили под вопрос такие проявления религиозной традиции лорда Редстока, как органная музыка, гимны Пробуждения и импровизированная молитва. Тот, кто был знаком с такой традицией, получал назидание, а для того, кто не был знаком, она препятствовала пониманию евангельского послания. В то же время ударение на единстве и некоторое пренебрежение теологией оставляли без внимания многие другие важные темы. Эти темы могли не иметь значения для высших классов, но они были жизненно важными для низших. Впоследствии эти упущенные моменты привели к злоупотреблению пашковским учением со стороны крестьян, которые, например, жгли иконы и показывали неуважение к государственной церкви
[440].
