Есть некоторое количество подобных схем, эмпирических и теоретических, общих для всех, срабатывающих в разных обстоятельствах и культурах. Я считаю, что такие обобщения часто имеют смысл, и это не просто искусственные категории, в которые ученые пытаются впихнуть хаотичную реальность. Почему все люди ведут себя одинаково? Точно не от недостатка вариантов. Мы живые существа – сложные, высокоорганизованные системы, завихрения в энтропии Вселенной. С учетом всех возможностей крайне маловероятно, что химические элементы собрались бы в молекулы, молекулы сложились в клетки, объединения клеток сформировали нас. И еще менее вероятно, что такие сложные организмы стали бы подчиняться таким простым схемам поведения, развития или мышления.
Понять свойства сложных систем можно, например изучая область математики, посвященную так называемой теории клеточных автоматов. Объяснить этот метод анализа проще всего на примере. Представьте себе длинный ряд ячеек – белых и черных, – определенным образом расположенных относительно друг друга, пусть это будет исходная позиция. Этот ряд должен дать начало нижеследующему. Клеточный автомат работает таким образом, что каждая ячейка первого ряда может породить новую ячейку, подчиняясь набору определенных правил. Например, правило может гласить, что черная ячейка в первом ряду дает черную ячейку непосредственно под ней во втором ряду, только если одна, и только одна, из двух соседних ячеек тоже черная. Другие правила могут касаться черной ячейки, окруженной двумя белыми или двумя черными. Затем те же правила применяются к каждой ячейке во втором ряду, чтобы создать третий ряд, и так далее.
Можно представить, что каждый ряд – это одно поколение, один шаг во времени. Запрограммированный нужным образом компьютер может в любой исходной комбинации цветных ячеек проследить изменения, которые совершаются согласно любому набору правил перехода на много поколений вперед. В большинстве случаев в какой-то момент все ячейки в новом ряду станут одного цвета. И дальше этот цвет будет воспроизводиться бесконечно, иными словами, эта линия выродится.
Вернемся к вопросу о том, как в этом мире, полном энтропии, на нас, людей, распространяется такое количество устойчивых закономерностей: один нос, два глаза, определенное время до того, как мы освоим постоянство объектов, более счастливая взрослая жизнь, если в юности мы обретем уверенность в своей личности, нежелание верить в трагедии, когда они случаются. Что удерживает нас от того, чтобы пойти по бесконечному множеству альтернативных путей развития? Изучение модели клеточных автоматов подсказывает ответ.
Оказывается, не все комбинации начальных состояний и правил перехода приводят к вырождению. Некоторые, вопреки всем ожиданиям, складываются в устойчивые закономерности, которые сохраняются вечно. В общем случае невозможно предсказать, сохранится ли конкретное начальное состояние, не говоря уже о том, какой рисунок появится из него спустя много поколений. Единственный способ это узнать – загрузить все в компьютер и посмотреть. И там вас ждет сюрприз: возможно только небольшое количество устойчивых схем.
Похожая тенденция в живых системах давно известна эволюционным биологам. Они называют это конвергенцией. При ошеломляющем разнообразии видов на нашей планете есть лишь несколько решений для того, как двигаться, как сохранять жидкость в жарком климате, как хранить и мобилизовать энергию. И при огромном разнообразии людей, в силу все той же конвергенции, практикуется лишь несколько способов, которыми мы проживаем жизнь или оплакиваем ее неизбежные горести.
В мире, полном энтропии, мы можем найти успокоение в общих закономерностях, и часто для душевного покоя их приписывают силам бóльшим, чем мы сами. Будучи атеистом, я находил почти религиозное утешение в рассказе аргентинского минималиста Хорхе Луиса Борхеса. В знаменитой «Вавилонской библиотеке» Борхес описывает мир как библиотеку, заполненную невообразимо огромным количеством книг. Во всех книгах одинаковое количество страниц, на всех страницах одинаковое количество букв. В библиотеке есть по одному экземпляру каждой возможной книги – каждой возможной перестановки букв. Люди проводят жизнь, плавая в океане бессмыслицы, в поисках редких книг, в которых случайное расположение букв дает что-то значащее, а главное, в поисках той единственной книги (которая должна существовать), что объясняет всё, книги, в которой история всего, что было, и всего, что будет, книги с датами рождения и смерти всех людей, которые когда-либо пройдут по залам этой библиотеки. И конечно, с учетом полноты библиотеки, помимо той идеальной книги, там должна быть и книга, которая убедительно опровергает все выводы первой, и еще одна, в которой отметаются зловредные солипсизмы второй… Плюс сотни тысяч книг, которые отличаются от этих трех лишь на одну букву или запятую.
Рассказчик пишет в старости, в одиночестве – окружающие его люди пришли в отчаяние от того, как бесполезно бродить по библиотеке, и свели счеты с жизнью. В этой притче о поиске смысла среди энтропии Борхес заключает:
Те же, кто считает [пространство библиотеки ограниченным], допускают, что где-нибудь в отдалении коридоры, и лестницы, и шестигранники могут по неизвестной причине кончиться, – такое предположение абсурдно. Те, кто воображает его без границ, забывают, что ограничено число возможных книг. Я осмеливаюсь предложить такое решение этой вековой проблемы: библиотека безгранична и периодична. Если бы вечный странник пустился в путь в каком-либо направлении, он смог бы убедиться по прошествии веков, что те же книги повторяются в том же беспорядке (который, будучи повторенным, становится порядком – Порядком). Эта изящная надежда скрашивает мое одиночество
[20].
Похоже, что в порядок, в котором мы взрослеем и стареем, включен порядок, в котором мы горюем. И мое собственное недавно наступившее одиночество скрашивает эта изящная надежда – по меньшей мере двумя способами. Один – взгляд внутрь. Подобная стереотипия и закономерность обещает и утешение последней стадии: если повезет, ОГТДП заканчивается на П. Другая надежда глядит вовне, в мир, ужасы которого неумолимо доставляются из самых отдаленных уголков в наши вечерние новости. Глядя на фотографию выживших в какой-то катастрофе, не зная ничего об их языке, культуре, вере и жизненной ситуации, мы все равно безошибочно различаем в их лицевых мышцах линии горя. Мгновенное распознавание, всеохватная предсказуемость человеческих существ – в выражениях лиц и фазах горя – это знамя нашего родства и призыв к состраданию.
Что еще почитать
Читателям может быть интересна классическая работа Э. Кюблер-Росс «О смерти и умирании».
Хорошее введение в клеточные автоматы можно найти в G. Ermentrout and L. Edelstein-Keshet, "Cellular Automata Approaches to Biological Modeling," Journal of Theoretical Biology 160 (1993): 97. Предупреждаю: это не лучший выбор для чтения на ночь.
Вступительные экзамены дьявола
Грегори Грин, «Библейская бомба», 1996
