Это очевидный список, он сразу приходит в голову большинству из нас, как будто мы выучили его на курсах выживания в каньонах городских джунглей. А задавленным стрессом клеркам где-нибудь в Кении мало что из этого подойдет, да и вряд ли оно бы сработало, если бы они попытались. В разговорах с Джозефом и другими друзьями и знакомыми в похожей ситуации я не раз пытался что-то из этого предложить и постепенно стал понимать, насколько это неприменимо.
Управление компаниями строго иерархично и во многом похоже на деревенскую систему старшинства (как-то у меня произошел комичный диалог с молодым банковским служащим, в котором я шаг за шагом выяснял бесконечную вереницу, кто что должен решать: как я понял, глава деревни выбрал вам жену и определил время свадьбы, но чем угощать гостей, решил глава банка, а глава деревни решил…). Боссу не дают советов, как вести дела. Невозможно действовать через голову начальника. В этом мире на работе нет ящиков для пожеланий и предложений. Заниматься спортом просто ради снятия стресса – немыслимо. Африка на век отстает от нас, застряв в ловушке демонстративного потребления, и здесь требуется, чтобы успешные мужчины выглядели как раздутые бароны-разбойники XIX века, а не как наши худые и хищные акулы, заключающие сделки за игрой в ракетбол. Хобби тоже непредставимы: никакой сетевой отель не будет, волнуясь за перегруженных управляющих, предлагать им рисовать акварелью или играть на классической гитаре.
К тому же новоиспеченным западникам в развивающихся странах зачастую не хватает стрессовой релаксации, которую нам дает знание, что существуют альтернативные варианты. Они не могут уволиться, согласиться на меньшую зарплату, чтобы быть счастливее. От их доступа к экономике наличных расчетов обычно зависит целая деревня. И нельзя просто взять и уйти к конкурентам: есть всего несколько сетей отелей, один университет, один заповедник – инфраструктура еще слишком молода и мала и не может предоставить богатство выбора при плохом раскладе. А отсюда следует и то, что каждый оказывается в уникальной ситуации и вряд ли найдется сообщество товарищей по несчастью, которым можно выговориться и поныть после работы.
Есть и еще более тяжелые проявления изоляции и отсутствия социальной поддержки. В таком месте, как Кения, люди, достигшие успеха и пробившиеся в экономику наличных расчетов – обычно мужчины, – трудятся чаще всего в столице, или в одном из городов, или, на некоторых специализированных работах, уезжают на дальние посты вроде заповедников. А их жены и дети остаются возделывать семейную землю там, где живет их племя (доходило до разговоров о том, что в Африке развилась гендерно-классовая система, в которой мужчины составляют городской пролетариат, а женщины – деревенское крестьянство). Средний работающий мужчина видит свою семью в лучшем случае месяц в году, приезжая в отпуск. Вы встретите мужчин, которые на вопрос «Где вы живете?» назовут деревню своего племени на другом конце страны и прибавят вдогонку: «Но сейчас я работаю в Найроби» – в столице, в которой они провели уже 20 лет. Просто они временно проводят 11 месяцев в году, ночуя около работы, вдалеке от близких, вдалеке от соплеменников (даже у самых этноцентричных из нас, западных жителей, нет ничего похожего на ощущение принадлежности к племени), в стране, где редко попадаются телефоны, чтобы позвонить домой, и нельзя слетать к семье на выходные. И насколько я знаю, во всей Кении нет ни одного предприятия западного толка, которое бы сказало: «Поскольку вы успешно выполняете тяжелую работу, которой мы вас нагрузили, давайте мы дадим вам дополнительные деньги, чтобы кто-то возделывал землю вашей семьи, а жена и дети могли бы жить с вами». Такое решение они не могут даже вообразить.
Способов справиться со стрессом явно не хватает. Пожалуй, хуже всего то, что у людей нет ресурсов для преодоления несправедливости, которая может случиться в любой момент. Зачастую успех человека зависит от чистого везения: на турбазе может получиться так, что самый одаренный сотрудник – это посудомойщик в дальнем углу кухни, человек с загубленным талантом, чья нищая семья не смогла оплатить старшие классы школы, а директор оказался на своем месте, потому что был племянником помощника вождя. Никто здесь не слыхал о Горацио Элджере
[38]. Многие из моих знакомых озападненных африканцев, утвердившихся в новом мире благодаря счастливому случаю, были способными, трудолюбивыми и заслуживали награды. Но это не значит, что вся их удача не может в один прекрасный момент закончиться: невзлюбит начальник, перестроится правительство, новое племя придет к власти – и конец их работе. И нет никаких профсоюзов, которые бы их защитили, нет комитетов, куда пожаловаться, нет пособия по безработице. Нет утешительной уверенности в компенсации, почва под ногами вечно неустойчива. Получается, что стол обильно накрыт каждый день и соли на нем хватило бы на королевский выкуп, а тревога не уходит и никогда нет уверенности в завтрашнем дне: это не проходит бесследно.
О болезнях развивающихся стран писали ярко и точно. Одни из самых проницательных и безжалостных слов сказал об Африке ее уроженец, политолог Али Мазруи. Он видит причину экономических и общественных проблем Африки в избирательности западного влияния: «Мы взяли [у Запада] стремление к выгоде, но не дух предпринимательства. Мы взяли покупательные аппетиты капитализма, но не творческий подход к рискам. Мы любим западные технические приспособления, но столбенеем при виде западных мастерских. Мы носим наручные часы, но отказываемся смотреть на них, чтобы стать пунктуальными. Мы научились создавать видимость, но не переняли дисциплину. К нам перешло западное потребление, но не западные способы производства».
Другое пресыщенное дитя развивающихся стран, Видиадхар Сураджпрасад Найпол, писал о том же частичном озападнивании на уровне отдельного человека: его персонажи часто потеряны между новым миром, к которому они еще не сумели присоединиться, и традиционным, в который они уже не смогут вернуться.
А ученые, озабоченные «бережливыми генами», всего лишь описывают сокращенную версию частичного озападнивания. К этому я добавлю свое наблюдение, что нежелательно перенимать западный стиль жизни, пока вместе с западной физиологией не установятся и западные способы справляться со стрессом.
Как-то раз на нижнем уровне запутанной станции нью-йоркского метро «Таймс-сквер» я слушал группу музыкантов – перуанских индейцев в традиционных нарядах: они играли прекрасную музыку Анд, собирая мелочь в шляпы. Может быть, они давно переродились в образцовых ньюйоркцев и просто хорошо играли свои роли, но невозможно было слушать их музыку и не представлять ностальгический шепот родных гор, звучащий у них в головах прямо здесь, в утробе городской подземки.
Многие из нас в Америке всего на несколько поколений отстоят от предков-переселенцев, которые проделали долгий путь в этот новый мир. Большинство из тех, кто дошел до конца, назвал бы это успехом. Они выжили и неплохо устроились – или устроились их дети: они освободились от преследований. Но, невзирая на успех, опыт переселения чаще всего дорого обходится первому поколению, чьи тела и души лишь частично приспосабливаются к новой культуре, которое навсегда сохраняет щемящую память о покинутом мире.
