Этот провал меня сильно подкосил. Долго не покидало ощущение, что подвёл хорошего человека. Душевные терзания стал заливать алкоголем.
Низкая самооценка долгие годы не позволяла мне просто заниматься любимым делом. Практически до сорока лет главной причиной всего, чем я занимался, было стремление доказать своим обидчикам из детства — я крутой! И что все, кто в меня не верил, ошибались. Это приводило к тому, что в моменты побед мне хотелось кричать: «Смотрите! Я не выродок! Я не ничтожество! Я не тварь! Говорили, что не видите со мной будущего?! Говорили, что не будет из меня толку?! Да?! Вот, смотрите, где вы и где теперь я! Видите?! А?! Кусайте локти, гады!»
При этом любая, даже мелкая, неудача надолго выбивала меня из колеи. Мгновенно опускались руки. Казалось, что успех был всего лишь иллюзией. А провал — это и есть реальность, это то, чего я действительно заслуживаю. В такие моменты я ощущал, будто вселенная на стороне упрекавших и унижавших меня. На стороне тех, кто в меня не верил.
Первое время в моменты неудач я, ярко выраженный экстраверт, замыкался в себе и старался делать что-то руками до полного изнеможения. Грузил коробки и мешки. Пересчитывал деньги и бухгалтерские цифры. Наводил порядок на складах и в офисе. Ехал куда-нибудь далеко за рулём автомобиля. Несколько дней такой активной отрешённости, и я приходил в себя. Жизнь возвращалась, энергия восстанавливалась, и с лозунгом «Да пошли вы все!» я вновь принимался за дело.
Так было до тех пор, пока в мою жизнь не вмешался алкоголь. Научившись без отвращения похмеляться, в какой-то момент я стал пить как Уинстон Черчилль — ежедневно, с утра и до вечера.
После случая с министром запил с удвоенной силой. Пытаясь заглушить боль и презрение к самому себе. «Мой отец был прав — я выродок! Такого человека подвёл!» — изводил я себя.
Глава 25. Алкогольный полураспад
Когда история с министром закончилась, я приступил к делам без особого энтузиазма. Для срочного возврата предоплаты мне потребовалось выдернуть сумму из общей кассы. Не всем это понравилось. Я был мозгом нашей команды, но в силу юного возраста не был её лидером. Со дня основания нашей коммуны лидером считался Немец. С его инициативы начался наш путь в мир бизнеса и больших денег. С угасанием его энергии стал гаснуть и общий командный дух.
Немец, как и все мы, в начале пути любил периодически расслабляться при помощи алкоголя. Благосостояние команды росло, появлялось больше поводов выпить. Мы и не заметили, как начали пить каждый день. Первым одумался Джамбулат и резко бросил. Стал убеждать нас с Немцем, что надо завязывать. Приводил примеры, когда по пьяной лавочке знакомые всем нам парни убивали друг друга, поругавшись из-за пустяка. Но его доводы не действовали.
Первым стал сдавать Немец. Когда-то все уважали этого парня: метр девяносто, широкоплечий, высокий лоб, квадратная нижняя челюсть и огромная внутренняя сила. Он одним своим видом внушал трепет многим нашим оппонентам. Знание воровских понятий, умелое жонглирование воровской терминологией во время разборок, личное знакомство с авторитетами преступного мира неоднократно помогали нам выходить без потерь из самых сложных конфликтов.
Его уважали за рассудительность и житейскую мудрость. Его боялись за хладнокровие и жестокость. Но алкоголь оказался сильней, и в какой-то момент внутренний стержень Немца сломался. Он стал необязательным. Стал забивать на дела. Приезжал сильно пьяным на важные встречи. Давал обещания, которые не мог исполнить. Окружающие быстро перестали воспринимать его всерьёз. Постепенно центробежные силы стали разводить нас по разным направлениям: Джамбулат занялся строительством и мебельным бизнесом, новички команды — Марат и Байгали — розничной торговлей и рестораном. Немец, желая вернуть былой авторитет, собрал самых отмороженных бойцов и встал на путь откровенного криминала.
Мы всё ещё периодически собирались, пытались реанимировать совместную деятельность, обсуждали покупку большого производственного актива. Но так ни о чём и не договорились. Ещё некоторое время нас удерживали вместе воспоминания о том, как всё начиналось: как ели из одной чашки, как делили хлеб, как спали в грузовиках, когда торговали сахаром и водкой. Но воспоминания о прошлом уже ничего не могли изменить.
Глава 26. Толя. Спасибо, что живой!
Я непрерывно пил. Тане, конечно, это не могло понравиться. Начались скандалы. Мне казалось, что я стал выглядеть менее круто в её глазах. Пытаясь поднять самооценку, я начал буквально швыряться деньгами на публике. Оплачивал все столы в ресторанах, покупал и раздавал ящиками дорогой алкоголь, демонстративно оставлял огромные чаевые. Всё это, по моему мнению, должно было впечатлить любимую и окружающих. Но Таню такое поведение только бесило, а окружающие молча крутили пальцем у виска.
Росла моя неуверенность в себе, а с ней появилась ревность. Я стал подозрительным. Когда мне что-то мерещилось, срывался на мат. После очередного скандала она уходила из дома. Я, естественно, ехал её искать. Если находил где-нибудь в ресторане с подругами, крушил всё вокруг, избивал парней, случайно попавшихся под руку. Вёл себя как настоящий безумец. От меня, как от законченного отморозка, стали отворачиваться даже близкие друзья. Таня ещё какое-то время не теряла надежды привести меня в чувство. Мы ссорились, мирились, расходились и снова сходились по нескольку раз в месяц.
Во время очередного примирения мы ужинали с ней в единственном ночном ресторане города. Всё шло хорошо, мы только что в очередной раз договорились больше не ссориться и снова признались друг другу в любви.
На танцполе ко мне подошёл Анатолий, давний знакомый, известный в городе бандит.
— Кореец, салам! Как дела?
— Нормально, Толя. Как сам?
Мы обнялись, приветствуя друг друга. Я был уже изрядно пьян. Он тоже.
— Женился? — Толя показывает рукой на танцующую неподалёку Таню.
— Да так, не знаю пока, — скривив неопределённую гримасу, ответил я.
— А чё ты кривляешься?! — вдруг завёлся Толя. — Чё, нормально не можешь ответить, когда я спрашиваю?!
— Раз на то пошло — кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывался?! — ответил я, закипая.
— Ты чё, Кореец? Попутал?! Базара хочешь?!
6
— Почему бы и нет! Пойдём! — кивнул я в направлении выхода.
Я шёл по коридору первым и сквозь пьяный дурман думал: «Толя борец-вольник, призёр чемпионата Европы, мастер спорта. Он бухой, ведёт себя как бык, разговаривать бесполезно…» Выйдя в холл ресторана, я резко развернулся и точным ударом в подбородок выключил его. Толя, потеряв сознание, рухнул на пол.
Я достал сигарету, закурил. От табачного дыма закружилась голова. Из зала выскочила Толина братва и вмиг сравняла меня с бетонным полом.
