Я приехал в разгар разборок по этому поводу. ИУС тогда был перспективной организацией. Менеджменту удалось сохранить компетенции в строительстве мостов, имелось несколько хороших, рентабельных подрядов. Мне поставили задачу помочь куратору проекта консолидировать всех миноритариев, чтобы на очередном собрании акционеров переизбрать наблюдательный совет и сменить генерального директора. Началась скучная, рутинная возня по консолидации голосующих акций — переговоры, скандалы, интриги.
В перерывах между делами в Усть-Каменогорске я катался по Казахстану, изучал другие активы, придумывал способы заработка денег для компании и для себя. Довольно быстро я понял, что никакие мы не инвесторы, а просто «купи-продай-отожми». Наверное, нас можно было назвать рейдерами, а не инвестиционной компанией. Работа, в которой нет идеи, вдохновляющего смысла, а есть только зарабатывание денег, мало чем отличалась от опостылевшей мне оптовой торговли. Всё это мне быстро надоело.
Я продолжал выполнять поручения на автомате, не испытывая никакой радости. Внутри снова стала разрастаться пустота, которую я по привычке топил в алкоголе. Если последний год до этого момента я пил каждый день, но по вечерам, то теперь — круглосуточно. Молодой и крепкий организм довольно долго позволял мне издеваться над собой.
«Ведь не за этим я уезжал в Питер, — думал я. — А как же изменить мир? А как же сделать что-то значимое в своей жизни?»
Низкая самооценка, вызванная детскими травмами, не позволяет наслаждаться жизнью. Мне ведь никто не мешал уволиться, найти другую работу. Отыскать более осмысленное применение своим талантам. Но я считал, что нельзя уходить из компании, где к тебе хорошо относятся. «Это предательство. Не по-людски. Непорядочно так поступать» — эти и другие глупые мысли забивали мне голову, мешая принять верное решение.
Какой самый правильный выход для человека с искажённым чувством долга? Правильно! Залить это чувство алкоголем. Так я и ходил — «вечно молодой, вечно пьяный».
Муки совести заставили меня глубже вникнуть в акционерный конфликт в ИУСе. Я решил разобраться в мотивах сторон. Познакомился поближе с директором, который обманным маневром выкупил акции на себя. Он мне рассказал о себе, что родился и вырос в этом городе, всю сознательную жизнь работал в ИУСе. Когда пришли питерцы, сначала обрадовался, как и все на этом предприятии. Люди ждали перемен. Прежнее руководство долго занималось разграблением производства. Питерцы заметили молодого специалиста и назначили его, менеджера среднего звена, директором. Поначалу всё было здорово и интересно. Кипели идеи, маячили новые невиданные проекты развития, «кооперация», «инновации», best practices — масса новых завораживающих слов. Питерцы приезжали большими делегациями, рисовали перспективы, успокаивали рабочих, начали выплачивать заработную плату.
Постепенно, по мере закрепления питерской команды в оперативном управлении, ситуация стала меняться. Началось деление актива на «дочки», вывод туда техники и основных средств. О развитии и инновациях говорить перестали. Инвестиции прекратились, начался их жёсткий возврат. Директор сказал мне, что его демарш вызван исключительно заботой о коллективе, о будущем предприятия. Сказал, что хочет сохранить рабочие места.
От этой истории мне стало ещё тоскливей. Я предложил ему свою помощь, вспомнив старые навыки по возврату долгов. Взял у него список должников, в основном это были крупные предприятия региона, и начал их прорабатывать. «Невозвратные» долги, исчислявшиеся сотнями тысяч долларов, стали возвращать.
Также я периодически летал в Питер на сессии (учился полтора года в негосударственном вузе). Иногда меня вызывал генеральный директор на стратегические сессии.
В очередной приезд «обрадовали»: акционеры не смогли договориться из-за учения Хаббарда, которое генеральный директор всё более жёстко насаждал в компании. И на очередном собрании акционеров было решено бизнес разделить. Генеральный с частью команды вывел полагающиеся ему активы в свою компанию. Оба заместителя, родные братья, — в свою.
Некоторым сотрудникам предложили уволиться. Остальным посоветовали выбрать, с кем они остаются. Генеральный, Сергей Крижан, несколько раз со мной встречался, уговаривал идти к нему.
— Дима, ты же видишь — со мной развитие. У нас обучение, у них такого нет.
Я не смог сказать ему в глаза, что именно из-за сайентологии не собираюсь с ним оставаться.
— Сергей Иванович, спасибо за предложение, но я хочу продолжить работу в Казахстане. Уже приспособился, вижу, что пользу там приношу. Так что извините.
— Ну и зря, Дима! Ладно, если вдруг передумаешь, приходи, будем тебе рады.
Мы встали, пожали друг другу руки.
Тогда я не знал, что вижу этого замечательного человека в последний раз. Шёл 1998 год, через два года, в марте 2000-го, Сергея вместе с его семьёй расстреляют киллеры на железнодорожном переезде недалеко от дома. Он и его двадцатилетний сын Кирилл погибли на месте. Супруга Вера и младшая дочь Алиса получили ранения. Я, узнав о трагедии, ездил к Вере, мы почти сутки проговорили в огромном, пустом и холодном доме, где ещё совсем недавно кипела жизнь и члены дружной семьи строили большие планы. Вера была уверена, что причиной трагедии стало погружение Сергея в сайентологию. Деструктивная секта сильно повлияла на его мировоззрение. Из-за неё он потерял связь с реальностью, перестал чувствовать людей и риски.
Для меня остаётся загадкой, как взрослые, состоявшиеся люди могут принять вероучение человека, который прямым текстом называет психиатров источником всех бед и трагедий на земле?! Как можно поверить в этот бред? А выделение такой категории людей, как «подавляющая личность», в которую попадают, по сути, все, кто не в секте… Что это, если не фашизм?
Люди и организации, претендующие на исключительность своего знания, должны гореть в аду. Традиционные религии признают непостижимость Бога, говорят о том, что весь Божий замысел понять невозможно. А такие люди, как Рон Хаббард, точно знают, как устроен мир, и пытаются всех научить жить правильно.
Раздел бизнеса между акционерами ещё не завершился, как грянул кризис 1998 года. У нашей компании были все необходимые компоненты для краха: пассивы (кредиты и займы) в долларах, быстроликвидные активы (выручка, ценные бумаги) — в рублях. Рубль обесценился, выручки не хватало на обслуживание валютного долга. Нечем стало выплачивать проценты. И кредиторы потребовали свои деньги назад. В Казахстан полетели директивы — всё продавать! Скорее всего, я бы молча помог нашему казахстанскому офису выполнить это распоряжение руководства. Но произошло событие, которое заставило меня поступить иначе.
В Питере я жил один, снимал большую двухкомнатную квартиру на набережной недалеко от Володарского моста. И все одинокие девушки нашей компании знали, что я холост и что я выгодный жених. Самой настойчивой оказалась секретарь генерального директора. Милая, отзывчивая девушка всячески подавала мне сигналы симпатии, пока я, наконец, сам не обратил на неё внимание. В один из приездов меня позвал в ночной клуб мой казахстанский друг Берик по прозвищу Америка. Его друзья из Караганды создали в Питере промоушен, проводили титульные боксёрские бои в «Гигант-Холле». И собирались отпраздновать какое-то событие.
