Прошло полгода, у нас росли обороты. Я наладил кооперацию с «Уралхиммашем», и мы освоили мелкосерийное производство ёмкостного оборудования из нержавеющих сталей. Тем временем генеральный директор занимался своей любимой столяркой, решал какие-то вопросы с подрядчиками монтажных работ, которые мы выполняли по заказу материнской компании. И что-то там строил для своей семьи. Мы регулярно отгружали «лишние» материалы на эту стройку. И изготавливали в цеху металлоконструкции «по просьбе шефа». Я старался не обращать на это внимания, понимал: здесь так принято. Тащили все. Мелких воришек периодически ловили для порядка, в то время как исчезновение среди бела дня с территории завода огромной титановой ёмкости никого не удивило. Как не удивило и то, что её не нашли.
Моё терпение кончилось, когда пожаловался один из подрядчиков. Он рассказал историю своих отношений с Ю. Л. — о том, как они регулярно делили деньги по подрядам. Сначала отдавал по 10%, затем запросы Ю. Л. выросли до 30%. А по последнему проекту он хочет забрать 80% от суммы. Что за проект? «Мы на бумаге заменили 800 метров технологической трубы, на самом деле поменяли два небольших участка, взяв „новые“ трубы со склада металлолома», — поведал мне подрядчик. «Вот это креатив!» — подумал я. Ощущение было такое, словно в дерьме извалялся. Позвонил в Москву генеральному директору группы и попросил избавить меня от такого позора. Наутро прибыл десант из управляющей компании, всё проверили, подтвердилось, и гендира снесли. У «Химстроймонтажа» начинался новый этап.
В дальнейшей своей практике я не раз сталкивался со случаями воровства, откатов. От кражи пачки электродов до многомиллионных схем в одной из госмонополий. Много думал о природе этих явлений. Почему хорошие люди, заботливые отцы и любящие деды, как в случае с Ю. Л., выбирают такой способ заработка?
Я понял две вещи. Первое: когда в работе нет смысла, идеи — люди выбирают заботу о семье. Да, все случаи воровства и откатов, с которыми я сталкивался, это не что иное, как проявление заботы о своей семье. Когда в работе нет смысла и неизвестно, что будет завтра, единственным смыслом остаётся семья. И надо тащить в неё всё, что можно. Второе: высота нравственного барьера не зависит от украденной суммы. Нет разницы — сто рублей или сто миллионов. Здесь работают только крайние значения — либо нельзя/не принято выносить даже гвоздь, либо тащим всё, что под руку попадет. Золотой середины в этом деле нет.
Я их не осуждаю. У поколения сороковых — шестидесятых, чьи родители травмированы войной и сталинскими репрессиями, долгое время была одна установка: выжить и вырваться из нищеты. И эта формула выживания настолько укоренилась в подсознании многих из них, что, несмотря на появление достатка и даже богатства, они не могут остановиться и скорректировать свои ценности. Но ведь не ради денег люди пришли в этот мир. Думаю, что именно мы, рождённые в семидесятые годы, должны обеспечить плавную передачу власти от поколения клептоманов, к поколениям людей, которых заботят в первую очередь высшие ценности: справедливость, любовь к человеку, гармония с окружающей средой.
Любая организация это отражение воли, привычек, ценностей одного человека — её лидера. Люди невольно копируют поведение первого лица, перенимают его поведение, и он является нравственным ориентиром. Для меня быть лидером — значит нести ответственность за каждого сотрудника компании. Если в компании воруют, значит, я что-то делаю не так.
Глава 42. Когда знаешь, что делать, но не знаешь как
Став генеральным директором, я первым делом взялся наводить чистоту. Верю в то, что бытие определяет сознание. Не может человек стремиться к совершенству в работе, когда вокруг грязь и разбитые окна.
Меня с первого дня поразило настроение усольчан. То, как они ненавидели место, в котором живут. «Чё вы приехали в нашу дыру, в наше Замусолье?» — спрашивал каждый второй. «Откуда приехали? Из Ростова-на-Дону? Точно сумасшедшие». Я не мог понять, почему так? Работа есть, в домах свет, тепло, горячая вода. Кинотеатр, фитнес-зал, бассейн, стадион, лыжная база. В магазинах есть всё необходимое. Вокруг шикарная тайга, Ангара, рыбалка. А какая там зима! Семья приехала в Усолье из Ростова-на-Дону, когда уже лежал снег. Домой шли пешком, так как жили рядом с вокзалом. Дети бросились кататься с горок, собака носилась кругами, радостно тявкая и зарываясь в снег, который впервые увидела. Еле домой загнали. Даже кошка Муся уселась в сугроб и не хотела идти домой. Белый, хрустящий снег в городе — где ещё такое увидишь! Я обожал в Усолье зимой добираться на работу пешком или на трамвае. Идёшь по скрипучему снегу, лёгкий морозец обжигает щёки, воздух вкусный, невозможно надышаться. При этом вокруг одни разговоры: дыра, замусолье, плохая экология (из-за «Химпрома»).
Всё познается в сравнении. Многие дальше Иркутска не выбирались. А кто выезжал, был транзитом в крупных городах, и в памяти осталась лубочная картинка изобилия. Люди не знают, как живёт большинство простых москвичей: подъезд, метро, работа и обратно, и так каждый день. Всё в толчее и давке. Разница в доходах? Да. Но не настолько существенная, как может показаться.
Я решил этими мыслями поделиться с коллективом. Собрал в актовом зале народ — максимально, сколько вошло. И предложил поговорить. Рассказал о своих наблюдениях, о серых, слякотных ростовских зимах, об утренней давке в московском метро, о воздухе. Рассказал о том, что чувствую здесь, в Усолье, и как хорошо здесь всей моей семье, включая собаку и кошку.
Люди слушали молча, кто-то отрешённо, кто-то смотрел на меня как на глупца. Но было много искренне удивлённых взглядов. Будто что-то совершенно новое открывалось им. Как сказала позже одна сотрудница: «После того собрания мне хотелось выскочить на улицу и целовать берёзы, растущие во дворе».
День за днём я обходил завод, территорию, организовывал уборку, беседовал с людьми. Много говорил о том, что чистота вокруг — это проявление уважения к себе прежде всего. На глазах у коллег подбирал окурки, мусор, проверял туалеты, просил не мочиться мимо унитазов. Организовал регулярную стирку спецодежды, купил сменные комплекты, кому это было необходимо. Всем коллективом, включая руководство, отмывали станки и полы в цехах (вот где опыт в клининге пригодился!). Красили белой краской стены, отмывали окна.
Завод постепенно преображался. Для меня показательной была дорога от проходной до цеха. Протяжённостью метров триста, вся в окурках. Мы начали её чистить. Беседовали с людьми, и с каждым днём окурков становилось меньше. В какой-то момент они перестали появляться. Это был счастливый момент осознания — в культуре компании произошёл важный сдвиг.
Параллельно с уборкой надо было решать «неразрешимые» проблемы, возникшие на производстве из-за огромного заказа размером с годовую выручку, на который мы подписались, ещё не понимая, как будем выполнять. Взялись изготовить несколько десятков единиц дорогих и сложных сосудов из нержавеющей стали. Предоплата позволила купить необходимое сварочное оборудование.
Сборочного стенда нет, флюсовой подушки — специального устройства для сварки такого оборудования — нет. Вместо стенда мы быстро научились собирать ёмкости вручную с помощью струбцин. Вместо флюсовой подушки нашли непроверенную технологию сварки по керамической подложке. И приступили.
