– М-да, – крякнул Дегтярев, – перспективны для беседы две женщины: Вероника Крылова и Алина Крохина. Думаю, надо обстоятельно побеседовать с последней. Она воспитывалась вместе с Полиной Владимировной, их удочерила одна семья. Что сейчас делает Алина?
– О! Я дозвонился! – воскликнул Кузя. – Добрый день. Позовите, пожалуйста, Алину Владимировну. Понятно, но это же ее домашний номер? Я кто? Госпожа Крохина работала у нас, уволилась. Но мы хотим сделать ей привлекательное предложение. Если вас не затруднит, подскажите ее контакт. Да, конечно. Записываю.
Кузя положил на стол трубку.
– Крохина сдала свою квартиру, сама уехала на дачу. Живет там. Мне дали ее мобильный, но на Алину он не зарегистрирован. Секунду. Так. Номер принадлежит фирме «Автоспасатель», ее владелец Зиновий Крохин. Похоже, это ее сын.
– Дал матери номер, который привязан к его фирме, и бухгалтерия оплачивает счет, – улыбнулся Сеня. – Дашуля, звони! Напрашивайся в гости.
Глава 30
– Я немного удивлена вашим визитом, – произнесла полная женщина в теплом платье и уггах. – Хотите чаю? У меня прохладно.
– С удовольствием, – честно ответила я, у меня зуб на зуб не попадал.
В комнате было не просто прохладно, здесь царила стужа, мне показалось, что температура в доме ниже, чем на улице.
– Сын велит постоянно держать включенными батареи, – пояснила Крохина, – но тогда счет за электричество зашкаливает. Зяма твердит: «Мама, не экономь мои деньги, я нормально зарабатываю». Но я-то знаю, как мальчику рубли достаются. Он их не с дерева трясет, вкалывает с утра до ночи. У вас есть дети?
– Двое, – улыбнулась я, – дочь и сын.
– Хорошие? – уточнила Алина. – Не пьяницы, наркоманы?
– Нет, – ответила я, – Маша ветеринар, владеет клиникой, Аркаша юрист.
– Дети – счастье родителей, – воскликнула Алина, – но я отца и мать не знала. Меня оставили в родильном доме. Одно время я пыталась найти родню, но не смогла, пропало мое дело. Так и прожила всю жизнь в неведении, кто меня на свет произвел.
Я решила поближе подобраться к нужной теме:
– Вас удочерили Крохины.
Алина закатила глаза:
– О да! Каждый воспитанник детдома мечтал оказаться в семье. Мама, папа, бабушка, дедушка, брат, сестра, собака, кошка, по вечерам все пьют чай… Ох, вам не понять девочку, которой снилось, как ее мамочка на ночь целует.
– И я не помню своих родителей, – сказала я, – но мне очень повезло. Я никогда не жила в приюте, меня воспитывала бабушка, она обожала меня. Но, признаюсь, порой я испытывала зависть, глядя, как дети моего возраста идут куда-то с родителями.
– Ангел мой! – воскликнула Алина и направилась к буфету. – Сейчас попробуете мой фирменный чаек, варенье из облепихи, домашний хлеб и масло от своей коровки. И батарею включу. Вы для меня дорогой гость. Сразу понятно, что вы хороший человек, двух деток воспитали. Это материнский подвиг.
Продолжая хвалить меня, Крохина накрыла на стол.
– Угощайтесь, солнышко. Такого маслица в городе ни у кого не сыскать. Я владею тремя языками, беру учеников. Кто-то может платить, а у кого-то карман пустой, но человек держит корову, курочек. Понимаете?
Я кивнула.
– Я не трачусь на продукты, – продолжала Алина. – Ой, ой! Разболталась совсем. Что за печаль вас ко мне привела?
Я вынула из сумки фотографию и протянула ее хозяйке.
– Узнаете этих ребят?
– Конечно, – обрадовалась она, – друзья юности! Детство у меня было странное. У Крохиных была гигантская квартира на первом этаже. Владимир Николаевич служил кем-то в Министерстве образования. Эвелина Антоновна считалась домашней хозяйкой. В дом регулярно приходили комиссии и всегда пребывали в восторге. Апартаменты гигантские, у родителей своя спальня. Дети живут по двое в комнате. Дорогая мебель, все одеты-обуты, накормлены. Игрушки, книжки есть, в школу все ходят, хорошо учатся. Но никто из проверяющих не знал, что в кладовке, которая располагалась в самом дальнем углу коридора, был люк. Крышка поднималась, по лестнице мы спускались в подвал. Там находилась фотостудия. Маленьких девочек и мальчиков наряжали в разные костюмы и снимали. Нас причесывали как взрослых. Дети разыгрывали жанровые сценки: мальчик пастух, девочка принцесса, у них любовь, невинный поцелуй в щечку. Или малышка с кошкой сидит в кресле, а брат приносит ей коробку конфет. Все очень невинно, с легким намеком на сексуальность, с минимальным. Но советскому человеку, который жил в условиях полного молчания о сексе, даже такие наивно-пасторальные сцены казались развратными.
Рассказывать о съемках строго-настрого запрещалось. Отец часто повторял:
– Кто разболтает, что дома происходит, мигом отправится в детдом, да не в московский. Улетит на край Советского Союза, в Среднюю Азию, будет хлопок собирать. А там детей бьют, голодом морят.
Все очень боялись и молчали. Крохины нас не мучили, не били, с детьми хорошо обращались, но порядок был как в казарме. Вставали в шесть, зарядка, обливание холодной водой, завтрак. Старшие дети шли в школу, младшие в детский сад, после пяти вечера начинались съемки. Они длились часа два, потом было свободное время. Не надо думать, что нас эксплуатировали. Вовсе нет. Под софитами мы работали два, максимум три дня в неделю. У нас была возможность и поиграть, и почитать, и повеселиться. Правда, существовали ограничения. Ходить к кому-то из одноклассников в гости запрещалось, да мы и не рвались. А спать приходилось ложиться ровно в десять.
Когда я пошла в первый класс, Владимир Николаевич провел со мной беседу, объяснил, что учиться надо на четыре-пять. После окончания школы он меня в институт устроит. Но вуз и последующую прекрасную взрослую жизнь надо заработать. Как?
Алина шумно вздохнула.
– В подвале было еще одно помещение. Там стояли столы, шла игра в карты, в рулетку. Посетителей угощали вином, всякими закусками. Естественно, за деньги. Девочки служили официантками, мальчики разносили напитки. Одевали нас… М-да! По тем временам эротично, но сейчас так по улицам летом все ходят. Посетители вели себя прилично, никто к нам не приставал. Максимум что могли – ущипнуть, да и то редко. Собирались люди с деньгами, ставки были огромные, нам всегда давали чаевые. Эвелина Антоновна их забирала, говорила:
– Не надо тратить. Повзрослеешь, уйдешь от нас в самостоятельную жизнь, вот тогда и отдам то, что ты заработала.
Алина улыбнулась.
– Звучит странно, но все, что родители обещали, они выполняли. Когда я перешла в девятый класс, Владимир Николаевич сказал мне: «У тебя талант к языкам, поэтому ты пойдешь в институт учиться на педагога. А после получения диплома я устрою тебя в теплое местечко. Знание английского, немецкого, французского поможет найти хорошую работу и обеспечит тебя куском хлеба на пенсии. Когда не будешь работать в школе, вузе, репетиторством займешься». Он как в воду глядел. Когда я поступила в вуз, мне купили комнату в коммуналке. В те годы жилье не продавали, но Владимир Николаевич заплатил одинокой бабушке Нине Сергеевне. Та меня к себе прописала, завещала мне свою «двушку». Эвелина Антоновна помогла устроиться на новом месте, объяснила:
