– Что за Вадим? – ахнула Лида. – Впервые это имя слышу!
Полина сгорбилась.
– Никто, кроме меня, не знает. Я поклялась Соне, что никому ни слова не скажу. Помнишь, несколько лет назад сестра попала в больницу?
– Да, – подтвердила Лида, – из-за какой-то заразы. Желудочная инфекция.
– Бактериальная, – уточнила старшая Банкина, – с таким диагнозом кладут в бокс, посещения запрещают до тех пор, пока анализы не станут «чистыми». Никого к Сонюшке не пускали. Но в действительности она совершила попытку самоубийства.
– Боже! – подпрыгнула Лидия.
– У нее завелся ухажер Вадим, – продолжала Полина, – я его один раз видела. Юноша мне совершенно не понравился. Нервный, дерганый. Сонечка тогда институт оканчивала, была совсем взрослой. Вот я и решила, что первая любовь часто бывает неудачной. У моей дочки она запоздалая, но это ничего не меняет. Девочка умная, абы с кем поддерживать отношения не станет, у нее твердые принципы: до свадьбы никакого секса. Что плохого может случиться? Ребенка без отца точно не будет. Через какое-то время Соня поймет, что Вадим ей не подходит, и разорвет отношения. И вот что вышло. В самый разгар романа мерзавец прислал моей малышке сообщение, что-то вроде: «Прощай, я ухожу на тот свет, в моей смерти виновата ты». Дальше чушь вроде: «Ты отказалась со мной спать, потому что я не поступил в институт и не могу найти работу. Из-за тебя я потерял душевный покой, из-за тебя не могу устроиться на службу, сижу без денег». Короче, он обвинил девочку во всех своих неудачах и прыгнул с балкона.
Лида прижала ладонь к губам.
– О боже!
– Сонюшка очень эмоциональна, это в ее духе – всегда считать себя неправой во всех обстоятельствах. Она говорит: «Ох, я виновата», – продолжала Полина, – она позвонила родителям Вадима, которых не знала лично, но домашний телефон парня у нее был. Подошла мать, обозвала Соню последними словами, заявила: «Мы этого так не оставим, дрянь, довела моего сына до суицида! Богатая сволочь!» Соня разрыдалась и решила уйти из жизни, искупить свою вину. Навела порядок в доме, красиво оделась, дверь не заперла, чтобы ее не ломали.
– Ужас, – простонала Лида. – Почему я не знала?
– Слава богу, девочку откачали, – продолжала мать, – она прямо из больницы в санаторий отправилась. И мы с ней договорились, что о попытке суицида не узнает никто! А теперь! Снова! И все, как тогда.
Полина закрыла лицо руками, Лида обняла мать.
– Ну, ну, Сонюшка жива. В тот раз ее вернули к жизни, и сейчас справятся.
В конце коридора показались три мужские фигуры.
– Ждите здесь, – сказала я и поспешила навстречу группе.
– Софья на аппаратах, – буркнул полковник.
– Дело плохо, – уточнил Сеня.
– Прогнозы пока строить не стоит, – пробасил врач, – мы проводим необходимое лечение.
– Она в сознании? – спросила я.
– Нет, – ответил доктор, – и, поскольку вы из полиции, скажу прямо, я думаю, что она навряд ли очнется. Хотя по-разному бывает.
– Это точно самоубийство? – не успокаивалась я.
Врач остановился.
– К нам привозят разных больных. Бывает, что человеку насильно влили нечто или подсунули вместо лекарства яд. Но в первом случае есть характерные признаки насильственных действий. Внешний вид жертв, как правило, небрежный: халат, сама вся растрепанная. А вот если женщина в кружевной сорочке, с прической, записка на столе – то это почти всегда самоубийство. Слабый пол хочет и после смерти привлекательно выглядеть. Жаль, не могу показать тем, кто решил уйти из жизни, в каком виде их после всех реанимационных мероприятий, вскрытия в морг отправят. Ни малейшей красоты в этом нет.
– Софья пока жива, – сказала я.
– Жива, – вздохнул врач, – смотря что считать жизнью. Иногда лучше сразу на тот свет отправиться, чем лежать на аппаратах. И больному мука, и родным тяжелое испытание.
– Я слышала, что какой-то мужчина очнулся после десяти лет комы, – зачем-то сказала я.
– Очнулся? – повторил медик. – Ну-ну! Даже если сутки в настоящей коме провел, то последствия непредсказуемы. Не стоит верить сериалам, в которых главный герой, открыв впервые за двадцать лет глаза, радостно кричит: «Мама, папа! Я слышал, как вы мне книги читали!» А потом спрыгивает с койки и пляшет джигу. Так не бывает. Действительность намного хуже. Более ничего сказать не могу. Мой телефон у вас есть. Если что, звоните!
Доктор ушел, я рассказала Сене и Дегтяреву про Вадима.
Александр Михайлович приблизился к Полине Владимировне и спросил:
– Телефончик Сони где?
– У мужа, – прошептала мать.
– Вы смотрели сообщения? – осведомился Сеня.
– Нет, просто… ну… я так растерялась, – всхлипнула Полина, – затряслась. Позвонила мужу, он прилетел. Вернее, сначала я вызвала «Скорую». Врачи в секунду приехали…
– Папа! – воскликнула Лидия и бросилась к мужчине, который вышел из лифта. – Папочка!
– Соня? – спросил Анатолий Петрович. – Что? Как?
– Жива, – сообщила я.
– Фу, – выдохнул отец. – А вы кто?
Мы посмотрели на Лидию, та вскочила и обняла Банкина.
– Папуля, это детективы.
– Полиция, – кивнул глава семьи, – если можно, давайте обойдемся без бесед. Сил никаких нет.
– Нет, они частные сыщики, – тихо уточнила дочь.
– Не понял, – удивился Банкин и вскинул подбородок.
На лице его появилось такое выражение, словно он увидел таракана.
– Я все объясню, – затараторила Лида, – папуля, им нужен мобильный Сони. Где он?
Анатолий Петрович открыл борсетку.
– Вот, но я ничего не понимаю.
– Запаролен, – протянул Сеня, взяв трубку.
– Наберите четыре шестерки, – подсказала Лида.
– Сработало, спасибо, – кивнул Собачкин. – Так, где ватсап Смирнова? Пусто! Последнее сообщение пришло в понедельник.
Глава 37
Через неделю мы все приехали в дом Банкиных.
– Соня жива, – сказала Лида, открывая дверь, – правда, пока без сознания, но она непременно очнется. Ведь так?
Мои спутники промолчали, а я кивнула:
– Конечно.
Лида улыбнулась и провела нас в гостиную, где находились ее родители.
– Извините, сейчас у нас нет сил принимать гостей и устраивать чаепитие, – отрезал Анатолий Петрович и вскинул подбородок.
– Мы по делу, – ответил Дегтярев, – чаем дома побалуемся. Как правило, мы не выезжаем для итоговой беседы с клиентом к нему на дом. Но у вас особая ситуация.
– Сейчас подадут кофе, – засуетилась Полина Владимировна, которой, похоже, стало неудобно за грубость супруга.
