Это были радикальные коммунисты, мало чем отличавшиеся от партизан, с которыми Хемингуэй имел дело в Испании. Они быстро нашли общий язык с рослым американцем и даже сделали его своим командиром. Вместе они добрались до Рамбуйе, убедились, что он стоит на ничейной земле между армиями союзников и гитлеровцев, и обосновались в очаровательном провинциальном отеле Hôtel du Grand Veneur, заняв восемь из 30 его номеров. Там Хемингуэй устроил «хорошо организованный, хоть и крошечный штаб» с большими картами на стенах. На них были обозначены позиции немцев и территории, контролируемые дружественными отрядами
.
Говорящий на английском, на французском и на ломаном немецком и приправляющий речи ругательствами на всех языках, этот вроде бы военный корреспондент взял на себя всю полноту ответственности. Скинув с себя китель, он принимал «посыльных с разведдонесениями, беженцев из Парижа и дезертиров из немецкой армии», методично собирал информацию и писал рапорты в разведывательную службу союзников
. В стремлении собрать побольше информации он планировал вылазки поисковых групп на ничейной земле.
Хемингуэй не раз сам сопровождал поисковые группы, рискуя жизнью в перестрелках, когда они натыкались на немцев. «Некоторые из этих вылазок могут показаться тебе пострашнее сказок братьев Гримм», — написал он своей новой возлюбленной, Мэри Уэлш, несколько дней спустя
. Хемингуэй был настолько занят, что ему не хватало времени на приведение в порядок склада, который образовался в его комнате отдыха: «В каждом углу стояли карабины, на кровати высилась куча револьверов всех типов. Ванна была заполнена ручными гранатами… раковина [умывальника] — бутылками бренди, а под кроватью пристроился запас виски из армейского довольствия»
. Он был готов ко всему, что могла уготовить ему судьба.
После лета 1943 г. войны на Кубе уже было недостаточно. Хемингуэй надеялся найти себе какое-нибудь полезное применение на острове, и его желание чуть было не реализовалось. Он слышал о том, что немецкие подводные лодки появляются в окрестных водах; он знал, что как минимум один настоящий германский шпион находится в Гаване и шлет секретные сообщения в Берлин. Однако, несмотря на все усилия, предпринимаемые им и его друзьями, у них было мало возможностей проявить себя. Центр военных действий сместился на другую сторону Атлантики.
В конце 1942 г. части под командованием генерала Дуайта Эйзенхауэра высадились на северо-западе Африки и двинулись вглубь материка на соединение с давно ведущей бои британской Восьмой армией. К весне 1943 г. союзники окружили примерно 225-тысячную группировку немцев и итальянцев на побережье Туниса. Немецкие остряки стали называть это место «Тунисградом», намекая на недавнее поражение фашистов под Сталинградом в Советской России, где война полыхала в полную силу. В мае генерал-полковник Ганс-Юрген фон Арним решил, что сопротивляться нет смысла, и отдал приказ о капитуляции Африканского корпуса и приданных ему частей. Высадка западных союзников в Европе была теперь только делом времени.
Марту Геллхорн никогда не оставляло желание послушать грохот пушек в Европе, она знала, что Карибское море — второстепенный театр действий. Читать о войне на континенте становилось «все более и более невыносимо»
. Не в силах сидеть, размышлять и наслаждаться спокойной жизнью на Кубе, она отправилась в поездку по району Карибского моря, но материалы оттуда касались по большей части невидимых угроз. Там можно было написать об экипаже бомбардировщика B-17, который день за днем нес патрульную службу без особых происшествий, или о тихом портовом городке в европейской колонии, где, возможно, находились представители пятой колонны. А в Северной Африке и Европе в это время шли героические битвы за будущее цивилизации. Не выдержав, в сентябре 1943 г. Геллхорн оставила Хемингуэя на Кубе и через месяц уже пересекала Атлантику, чтобы стать одним из военных корреспондентов женского пола на европейском театре.
Хотя такое решение, без сомнения, было определенным рубежом на пути к разводу с Хемингуэем, нельзя сказать, что именно оно и положило конец их отношениям. Геллхорн писала длинные, нежные письма на Кубу, наполненные подробностями ее жизни и работы, и звала Хемингуэя присоединится к ней
. События вот-вот должны были начаться; ему просто необходимо приехать в ближайшее время. Хемингуэй упрямствовал, не желая прекращать операцию Friendless, и предлагал Геллхорн самой вернуться на Кубу и составить ему компанию. Она не собиралась уступать его уговорам, но и отпустить его пока что не могла.
Геллхорн даже решила попробовать спасти свой брак с помощью американских спецслужб. Во время поездки в Европу она столкнулась с Бобом Джойсом, бывшим дипломатом, знакомым ей по американскому посольству в Гаване. Теперь он работал в Бари, Италия, в Управлении стратегических служб, или УСС, в качестве начальника местной базы. Как и многие другие, Джойс поступил в первую в Америке гражданскую разведывательную службу в поисках интересной работы. Ему не терпелось отделаться от Госдепартамента и дипломатической службы, которые были слишком скучными и ограниченными для вольного человека вроде него
. Джойс знал, что под началом такого харизматичного лидера, как герой Первой мировой войны Уильям Донован, в УСС собрались лучшие умы Америки и что эта молодая организация занимается широким спектром разведывательных операций за рубежом, от вынюхивания вражеских секретов до ведения черной пропаганды и даже отправки диверсантов в тылы врага. Джойс думал, что эта перемена принесет ему свободу. Именно такого человека искала Геллхорн. Ему было известно, что Хемингуэй делал на Кубе, и он мог теперь предложить писателю место в УСС.
Геллхорн так изложила Джойсу семейную проблему: она решила сделать карьеру в качестве репортера. Однако Хемингуэй хочет, чтобы она вернулась домой. Она готова подчиниться «приказу своего супруга и повелителя», но ее ужасно расстраивает перспектива отказаться от возможности принять участие в освещении «большого шоу», т. е. высадки союзников во Франции. Насколько ей известно, Хемингуэй сам строит планы насчет Европы, но его сдерживают транспортные и паспортные проблемы
.
Джойс внял этим мольбам о помощи и отправил телеграмму в штаб-квартиру УСС. В ней он подбросил своему боссу Уитни Шепардсону, который возглавлял отдел агентурной разведки, идею связаться с Хемингуэем и предложить ему работу, связанную с классическим шпионажем, т. е. с агентами и украденными секретами.
Сотрудников УСС эта телеграмма, ходившая по инстанциям, ставила в тупик. Над тем, какую пользу Хемингуэй мог бы принести еще неоперившейся разведывательной службе, ломал голову и лейтенант-коммандер Тернер Макуайн, начальник разведки на Ближнем Востоке. Известность писателя и его характер были серьезными препятствиями для разведывательной работы
.
Примерно через месяц Джойс изложил эти опасения в пространном письме Шепардсону. Он перечислил качества Хемингуэя: тот был специалистом по Испании и знал больше антифранкистов, чем «любой другой американец», у него уже имелся опыт проведения разведывательных операций на Кубе, а гражданская война в Испании дала ему опыт взаимодействия с партизанами. Джойс защищал Хемингуэя от нападок традиционалистов вроде руководителя военной разведки генерал-майора Джорджа Стронга, который сидел, как заноза в заднице УСС. Критика касалась больше образа жизни писателя и его симпатий к Испанской Республике, а не способностей. Кому какое дело, что Хемингуэй был женат три раза? По словам Джойса выходило, что Хемингуэй — человек «абсолютно честный и лояльный» и такой же коммунист или сочувствующий, как глава Chase National Bank. Джойс повторил свою идею о том, что Шепардсону стоит пригласить Хемингуэя в Вашингтон и там посмотреть, чем он может быть полезным, например, в Испании или Италии
.
