Брюс поручил Хемингуэю поддерживать порядок в Grand Veneur, и тот все устроил на свой лад. Как рассказывают, он предложил оригинальную идею — отбирать у немецких пленных брюки (теоретически у мужчины без штанов меньше желание убежать) и отправлять их на кухню чистить картошку, лук и морковь. Во время обеда хозяин отеля, чтобы унизить пленников еще сильнее, заставлял их надевать сорочки с рюшами и обслуживать победителей
.
Когда распространилась молва о том, что в Рамбуйе концентрируются силы для освобождения Парижа, на улицы городка «высыпала, как в новогодний вечер… довольно замызганная публика». Было там и несколько военных корреспондентов, которые допытывались, почему этим местечком управляет Хемингуэй
. Для поддержания порядка тот даже пускал в ход кулаки. Как писатель пояснил позднее, он заехал одному репортеру «прямо в морду» и заломил руки за спину десантнику, который «грозил всем автоматом, требуя налить ему шампанского»
. С точки зрения будущего дипломата Брюса, правильнее была более мягкая картина этого дня, представленная писателем Малкольмом Коули: «Эрнест… был просто обязан, довольно аккуратно для человека его телосложения, распихать эту парочку тыльной стороной руки»
. Но даже Брюс признавал, что писателя-разведчика заносило в Рамбуйе, когда он перебирал с выпивкой
.
Брюс переправлял собранные разведданные наступающим силам союзников. Одни донесения попадали прямо командирам частей, другие — по радио в УСС (у Брюса был собственный шифровальщик и радист). С одним из высокопоставленных представителей сопротивления Брюс и Хемингуэй пытались проинструктировать человека, который должен был вести первые части союзных войск в Париж. Французским командиром дивизии был офицер с большим стажем Филипп Франсуа Мари Леклерк де Отклок, который воевал с немцами без перерывов с 1939 г. Брюс обожал этого аристократа: «высокий, худощавый, статный, с суровым лицом… потрясающая фигура»
. Хемингуэй был менее щедрым на комплименты в одном своих донесений военного времени: он говорил, что Леклерк, без тени благодарности за их работу, обозвал все три его инструктажа непроизносимыми французскими словами и послал их «на фиг»
. Однако офицер разведслужбы генерала долго просидел с ними за обедом, и Брюс передал ему «детальную сводку со схемами расположения немецких сил между Рамбуйе и Парижем вдоль всех маршрутов». Брюс считал, что эта информация имела «решающее значение для… броска на Париж»
.
Брюс оценил вклад Хемингуэя достаточно высоко, чтобы продолжить сотрудничество с ним после событий в Рамбуйе. Вечером накануне наступления Леклерка на Париж сотрудник УСС написал карандашом на небольшом листке линованной бумаги послание, адресованное «уважаемому г-ну Хемингуэю», следующего содержания. Он, Брюс, утром отбывает в Париж. Не мог бы Хемингуэй «организовать отправку… 12 участников сопротивления, которые превосходно проявили себя на службе здесь»? Для Брюса было «важно держать их под рукой, чтобы использовать в определенных будущих целях». Внизу стояла официальная подпись: «Искренне ваш, Д. Брюс, полковник, начальник УСС, европейский ТВД»
. Хемингуэй сохранил эту записку точно так же, как и письмо посла Брейдена с оценкой его работы на Кубе.
Брюс и Хемингуэй в составе одной из длинных колонн грузовиков, джипов и танков двинулись 24 августа через лес в направлении Парижа. Эту поездку нельзя было назвать легкой из-за погоды — практически целый день лил дождь, и все вымокли до нитки уже через час после выступления из Рамбуйе — и из-за сопротивления остатков немецких войск. Не раз Хемингуэю и его личной армии приходилось искать укрытие (и, наверное, отстреливаться), когда враг открывал огонь из замаскированных позиций. Обычно это были танки, спрятанные в лесу, или 88-миллиметровые противотанковые пушки на доминирующих возвышенностях.
Будущий телеведущий CBS Энди Руни, в те времена репортер газеты Stars and Stripes, находился неподалеку, когда услышал выстрелы орудий. Он сразу понял, что стреляют не свои, выскочил из джипа и спрятался за придорожной насыпью, которая была достаточно высокой и могла служить укрытием. За этой же насыпью примерно в 15 м Руни увидел человека, который командовал: «Отсидимся пока здесь!» Крупный мужчина в канадской плащ-палатке и офицерской фуражке с кожаным околышем, который затем подполз к нему, оказался Хемингуэем. Вытаскивая листочки бумаги из карманов, писатель стал объяснять Руни, где находятся немцы. Хотя тот считал Хемингуэя вышедшим из подчинения корреспондентом, его поразила точность информации об опасных точках
.
К вечеру 24 августа Хемингуэй и Брюс добрались до города и увидели Сену, которая течет через центральную часть Парижа. Очаги сопротивления немцев и толпы ликующих людей сильно замедляли продвижение. Даже там, где противоборствующие стороны все еще палили друг в друга, парижане на улицах радостно совали в руки освободителей фрукты, цветы, ну и конечно, выпивку. «Было невозможно, — написал Брюс в своем дневнике, — отказаться [от подарков, сыпавшихся на нас] … К концу дня мы напробовались пива, сидра, белого и красного бордо, шампанского, рома, виски, коньяка, арманьяка и кальвадоса»
. Такая смесь могла свалить кого угодно, даже такого крепыша, как Брюс, и с наступлением темноты они с Хемингуэем решили заночевать в ближайшем доме.
Следующий день, 25 августа, оказался «на удивление солнечным»
. Потратив утро на то, чтобы прийти в себя, небольшая группа отправилась в 12:30 на гранд-тур по самым известным местам «города огней», начиная с Елисейских Полей, которые тянутся от Триумфальной арки до фешенебельной площади Согласия. Несмотря на то что снайперы продолжали простреливать все пространство, шесть французских ветеранов охраняли Могилу неизвестного солдата под сводами арки. Их капитан позволил американцам подняться на арку и насладиться захватывающим видом: море куполов, крыш и шпилей наверху, движущиеся и ведущие огонь танки на улицах внизу.
Позднее днем Брюс и Хемингуэй вернулись к безлюдному в тот момент дому 25 на Елисейских Полях, где в особняке Ла-Паива находился элитный Travelers Club. (Особняк был назван по имени построившей его куртизанки, жившей в XIX в.) Клуб был практически пустым, но им удалось разыскать его президента и выпить с ним шампанского. Потом, продравшись через толпу веселящихся, выпивающих и целующихся французов на Плас-де-л’Опера, они укрылись в относительно тихом отеле Ritz, почтенном заведении в центре Парижа, больше похожем на замок, который был раем в представлении Хемингуэя. (Как Хемингуэй написал однажды, «когда я представляю себе жизнь после смерти… действие неизменно происходит в парижском отеле Ritz»
.) Там эта пара устроилась в баре вместе с партизанами Хемингуэя, несколькими корреспондентами и подчиненными Брюса и заказала около полусотни порций мартини, которое разборчивый Брюс оценил как «не слишком хорошее»
. Однако ужин в отеле тем вечером с Хемингуэем и прочей свитой был превосходным: шеф-повар сделал все самое лучшее из того, что нашлось под рукой. Возможно, им досталась вырезка, припасенная для особого случая, в дополнение к обычному в военное время овощному отвару, рису и протертому шпинату с фирменным соусом, малине в ликере и вину из одного из лучших погребов в мире (который успешно пережил и оккупацию, и освобождение). После ужина присутствовавшие написали дату на меню, а потом по очереди расписались. На экземпляре, который достался военному историку Сэмюэлу Маршаллу, красовалась надпись: «Считаем, что мы взяли Париж»
.
