Книга Писатель, моряк, солдат, шпион. Тайная жизнь Эрнеста Хемингуэя, 1935–1961 гг., страница 50. Автор книги Николас Рейнольдс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Писатель, моряк, солдат, шпион. Тайная жизнь Эрнеста Хемингуэя, 1935–1961 гг.»

Cтраница 50

Хемингуэй был не одинок в своих взглядах. Симпатия военных времен к Советам — жертве агрессии со стороны нацистов, которая вступила в бой и победила огромной ценой, — постепенно угасала. Однако дружеские чувства к бывшему союзнику все еще сохранялись. В 1946 г. многие американские публичные фигуры не были готовы прислушиваться к предупреждению Черчилля относительно железного занавеса. Даже после того, как Трумэн нехотя допустил правоту британского лидера, многие продолжали противиться такому выводу. В числе последних находились Элеонора Рузвельт и Генри Уоллес, который с 1941 по 1945 г. был вице-президентом Франклина Рузвельта, а в 1948 г. боролся с Трумэном за президентское кресло как кандидат от новой политической партии. Уоллес приводил примерно те же аргументы, что и Хемингуэй: Америке необходимо жить в дружбе с Советами; в конце концов, там живут такие же люди, как и мы. У Советского Союза есть законные потребности и устремления, как и у любого другого государства. Если мы будем враждебно относиться к ним, то они будут враждебно настроены к нам. Хемингуэй признал на свой манер сходство собственных взглядов со взглядами Уоллеса год спустя, когда написал, что тот кажется «несостоятельным, непостоянным, возможно даже немного с прибабахом; тем не менее он прав во многих вещах» .

Проблема заключалась в том, что взгляды ни Хемингуэя, ни Уоллеса нельзя было назвать общепринятыми. На фоне усиления напряженности холодной войны политический центр в Америке резко сдвинулся вправо.

С 1932 г. и Белый дом, и конгресс находились под контролем демократов. Их Новый курс изменил страну невиданным доселе образом и заложил фундамент для создания чего-то вроде государства всеобщего благоденствия. В ноябре 1946 г. маятник начал движение в обратном направлении. Республиканцы взяли под контроль обе палаты конгресса и жаждали изменения баланса. Их платформа была довольно простой: пришло время восстать против ползучего рузвельтовского социализма, не говоря уже о коммунистах и относящихся к ним благосклонно либералах.

Президента Трумэна теперь вправо толкала не только ситуация за рубежом, но и республиканцы у себя дома. Советы не оставляли посягательств на центральную и даже Западную Европу. Когда Великобритания объявила, что больше не может поддерживать таких традиционных союзников, как Греция, боровшаяся в тот момент с мятежниками-коммунистами, президент решил, что Соединенные Штаты должны взять на себя эту ношу. В марте 1947 г. он уведомил конгресс, что «политика Соединенных Штатов теперь будет заключаться в поддержке свободных народов, которые противостоят порабощению» со стороны Москвы или ее ставленников . Железный занавес, который Советы опустили на Европу, и расширение сети их стран-сателлитов со всей очевидностью вдохновили президента на такое заявление: «…в целом ряде стран… в последнее время были против их воли установлены тоталитарные режимы [системой, в которой] господствуют террор и угнетение, контроль над прессой и радио, выборы с заранее известными результатами и подавление личных свобод».

Эту политику стали называть «доктриной Трумэна». Ее начали проводить всего через несколько дней после развертывания программы лояльности, призванной освободить федеральное правительство от присутствия коммунистов и сочувствующих им .

В такой обстановке резко активизировалась Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. Эта комиссия, созданная в 1938 г., представляла собой собрание демократов из южных штатов, ярых расистов и консервативных республиканцев, среди которых выделялся энергичный представитель Калифорнии по имени Ричард Никсон. По уставу комиссии полагалось заниматься расследованием «подрывной и антиамериканской пропагандистской деятельности», финансируемой иностранными государствами и направленной против республики . Комиссии и комитеты в конгрессе обычно создавались для сбора информации, необходимой для поддержки законодательного процесса. Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности отступала от этого правила, поскольку она служила еще и политической трибуной. Это было место, где свидетели практически не имели законных прав.

Теперь федеральное правительство получило детальную картину шпионской деятельности Советов в Соединенных Штатах в конце Второй мировой войны. Поскольку информация поступала от предателей и из расшифрованных сообщений, передать дело в суд было затруднительно. Многие свидетельства опирались на слухи — на то, что один старый коммунист говорил о другом, — или считались слишком секретными, чтобы представлять их присяжным. Правительству было ни к чему рассекречивать программу с кодовым названием «Венона» по расшифровке тысяч сообщений, которыми обменивалась резидентура НКВД в Нью-Йорке и Москва . Многие из этих сообщений раскрывали агентов НКВД в администрации Рузвельта. Как результат, задачей комиссии стало информирование конгресса и американского народа о подрывной деятельности коммунистов, в том числе и о том, что она называла «советским шпионажем» .


Комиссия начала с выслеживания коммунистов в Голливуде, поскольку у них были широкие возможности по распространению советской пропаганды. Осенью 1947 г. она открыла разбирательство против композитора Ханса Эйслера, который был евреем и бежал из Германии от преследования фашистов, а в Соединенных Штатах занимался тем, что писал «музыку для кинофильмов» . Низенький и толстый, говоривший по-английски с сильным акцентом, Эйслер вовсе не походил на угрозу национальной безопасности. Его проблема заключалась в сочетании виновности по ассоциации — его брат был немецким коммунистом, вызывавшим подозрение у комиссии, — и собственного прошлого. Эйслер и в самом деле был коммунистом, но при этом не вел в Голливуде ничего похожего на подрывную деятельность. В 1920-х и 1930-х гг. он работал с другом Хемингуэя коммунистом Йорисом Ивенсом и писал музыку к коммунистическим песням, но звучали они в Берлине и в Москве, а не в Вашингтоне :

На битву шагаем…
Мы выступаем вместе Лениным
За дело большевиков.

Когда Эйслер давал показания в сентябре, среди зрителей на Капитолийском холме случайно оказалась Марта Геллхорн. По ее словам, в просторном и богато украшенном зале почти никого не было в тот день, кроме небольшой группки репортеров и фотографов, которые без передышки снимали растерянного свидетеля, освещая его своими вспышками . Не отличавшийся хорошей памятью и плохо владевший английским, Эйслер был легкой добычей для председателя комиссии Роберта Стиплинга, ловившего композитора на нестыковках и представлявшего его чуть ли не Карлом Марксом в музыке . В конце конгрессмен-демократ от штата Миссури Джон Ранкин вынес решение, изменившее жизнь Эйслера. Он заявил, что тот приехал в Соединенные Штаты «для разжигания революции», в то время как «наши ребята гибли тысячами… чтобы сбросить гитлеровское иго» .

Несколько дней спустя федеральные власти начали процедуру депортации Эйслера, однако затем разрешили ему уехать по собственной воле, если он согласится не возвращаться. В нью-йоркском аэропорту Ла-Гуардия, перед тем как сесть в самолет, летящий в Восточную Европу, Эйслер выразил сожаление в заранее подготовленном заявлении: «Я могу понять, почему в 1933 г. гитлеровские бандиты назначили цену за мою голову и вынудили меня уехать. Они олицетворяли зло того времени. Я гордился тем, что меня изгоняли. Но очень горько, когда тебя изгоняют из такой прекрасной страны под таким нелепым предлогом» .

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация