На ужине в тот вечер Мэттьюз с трудом сдерживал себя. Он не мог не поделиться историей о своем невероятном приключении в горах. Ему вновь выпал шанс существенно помочь делу, написав о нем статью, — точно так же, как они с Хемингуэем пытались помочь в Испании. Только на этот раз справедливость могла победить. Несколько лет спустя Эррера рассказал одному из советских историков о том, что Мэттьюз поведал Хемингуэю тем вечером
. Прежде всего репортер подтвердил, что Кастро жив и продолжает вести борьбу из своего убежища в горах. Затем Мэттьюз охарактеризовал Кастро как человека непревзойденной решимости, который твердо держит в своих руках движение. Хорошо информированный и начитанный, он представляет серьезную угрозу для режима Батисты. По словам Мэттьюза, политические взгляды Кастро были «очень либеральными» и «левацкими»
.
Позднее Мэттьюз написал, что получил «благословение» от Хемингуэя, «который поддерживал меня все время». Поддержка писателя была особенно ценна для Мэттьюза, поскольку из-за репортажа о Кастро он «остался практически в одиночестве среди американских издателей и журналистов»
. Хемингуэй помог репортеру сформировать представление о «Движении 26 июля» еще до того, как тот начал писать что-либо о Кастро.
Сам Хемингуэй пока еще не был знаком с Кастро и знал о нем лишь по рассказам друзей вроде Эрреры
. Теперь писатель получил реальное описание от опытного — и надежного — репортера крупной газеты. То, что Мэттьюз говорил о Кастро, по всей видимости, пленило сердце человека, который посвятил себя борьбе против фашизма во время гражданской войны в Испании: харизматичный революционер боролся с диктатором, т. е. с тем, к кому и Мэттьюз, и Хемингуэй питали отвращение. Кастро был леваком и антиимпериалистом, но не коммунистом. Он говорил во многом то же самое о политике, что и сам Хемингуэй в последние годы. К тому же он вел партизанскую войну, которая так притягивала к себе Хемингуэя в 1930-х и 1940-х гг.
Хемингуэй даже не подозревал, что это уважение было взаимным. Кастро не просто прочитал роман «По ком звонит колокол», а тщательно проштудировал его. Как позднее он заметил, «мы взяли… [книгу] с собой в горы, и она научила нас вести партизанскую войну»
.
Мэттьюз поспешил в Нью-Йорк вместе с Нэнси, которая пронесла его заметки через пост охраны в гаванском аэропорту у себя под «грацией». Дома он написал ряд статей, первая из которых была помещена на самое видной место в воскресном выпуске The Times. Подзаголовок гласил, что «Кастро жив и по-прежнему сражается в горах»
. Вторая статья принижала роль коммунистов в противостоянии с Батистой, а третья говорила о том, что целью Кастро является не просто смещение Батисты, а глубокие социальные изменения.
Мгновенный эффект публикации был огромным, а ее последствия проявлялись «на протяжении многих месяцев и лет», оставив заметный след в истории
. Статьи Мэттьюза изменили образ Кастро, превратили его «из импульсивного неудачника в благородного бунтаря с широкими идеалами» и сделали «ведущей фигурой оппозиции»
. В одночасье репортер стал героем кубинцев, сражавшихся с Батистой, и многих американцев с левыми взглядами. Антифашист, а ныне политический активист Милтон Вулфф, поддерживавший связь с Мэттьюзом и с Хемингуэем, был не одинок, когда писал Мэттьюзу, что его статьи «разбудили долгое время остававшееся под спудом желание пойти в новый поход за чем-то стоящим»
. Вулфф инстинктивно проводил параллели между Испанией в 1930-х гг. и Кубой в 1950-х.
В 1957 г. Кастро воспользовался преимуществом, которое дал ему Мэттьюз. Прирожденный мастер пропаганды, он соединил свое загадочное обаяние с приземленной реальностью и добился того, что его движение стало казаться более сильным, чем оно было на самом деле. Мелкие акции, зачастую просто небольшие взрывы, не приносили большого ущерба, но держали правительство и его сторонников в напряжении. Число дезертиров из лагеря Батисты росло. Правительство продолжало отвечать жестко и безрассудно, скатываясь к массовым пыткам и убийствам. Зачастую жертвами становились невинные: солдаты Батисты убивали тех, кто жил поблизости от объектов нападения партизан, а потом демонстрировали обезображенные тела для устрашения всех остальных.
Хемингуэй ощутил на себе тяжелую руку Батисты в середине августа. Однажды рано утром его собаки забеспокоились
. Рене Вильярреаль, управляющий Хемингуэя, заметил, что собаки лают не так, как обычно, когда в усадьбу приходят друзья
. Незваными гостями оказались восемь или девять сельских полицейских в форме и с винтовками. От них разило спиртным. Хемингуэй приоткрыл дверь и спросил, что им нужно. Сержант ответил, что они ищут «одного оппозиционера». Хемингуэй заявил, что в его усадьбе нет никаких революционеров, и велел им убираться. Немного помявшись, солдаты ушли. На следующее утро около крыльца кухни нашли мертвой одну из собак писателя. Ее голова была разбита, скорее всего, прикладом винтовки. Хемингуэй немедленно отправился в местный полицейский участок, чтобы потребовать объяснения. Сержант, естественно, не признался, что это его люди убили собаку. На следующей неделе Хемингуэй рассказал эту историю газете The New York Times, которая сообщила 22 августа о горькой стороне жизни на Кубе в 1957 г. своим читателям
.
Почему Хемингуэй стал целью этой акции? По мнению д-ра Эрреры, постоянные посиделки у Эрнеста беспокоили местные власти. Через в общем-то тихое местечко Сан-Франциско-де-Паула то и дело проносились автомобили, полные пассажиров, в сторону усадьбы Finca Vigía. Многие гости американца были левацкими элементами. (Эррера, как коммунист, не относился к типичным друзьям Хемингуэя, который предпочитал водиться с более независимыми революционерами вроде себя.) По словам Эрреры, собрания у писателя были политическим только в том смысле, что все «неизменно высказывались по [политической] ситуации… обычной теме для разговоров в наши дни в любом месте»
. Однако в основном, как утверждал доктор, Хемингуэй крутил фильмы, заимствованные в американском посольстве, а потом сидел и трепался со своими гостями. Впрочем, даже это было чересчур для сельской полиции, и она заявилась в усадьбу, но Хемингуэй объяснил, что беспокоиться не о чем: единственное, чем они занимаются тайно, — это поглощают виски
.
Эти тревожные сигналы говорили о непрочности положения писателя на Кубе. Идеально было бы держать Батисту на расстоянии, не слишком раздражая режим и не доводя дело до депортации. В то же время Хемингуэй симпатизировал повстанцам и оказывал кое-какую помощь тем, кому доверял: он давал деньги Эррере на поддержку революционного движения, а может быть, даже помогал покупать и хранить оружие. Он не хотел слишком афишировать свои политические взгляды. Негативные последствия статуса скороспелого антифашиста запомнились ему хорошо.
