Все началось с печатного слова: Мюнценберг учреждал журналы и газеты, которые вели борьбу с капиталистической и фашистской периодикой. Затем стали ставить пьесы, проводить конференции и разнообразные культурные мероприятия — «непрерывную череду… десяток или больше международных конгрессов, митинги и комитеты»
. Фильмы снимали как в Советском Союзе, так и за рубежом. Коминтерн открыто признавал некоторые из этих пропагандистских продуктов своими собственными, однако действовал также через многочисленные передовые группы. Участники могли знать, что они делают, или использоваться втемную. Негласный девиз выглядел так: «Все для партии, но ничего от имени партии». Профессиональный кинематографист, член Коммунистической партии Голландии Ивенс был именно тем человеком, которого Мюнценберг хотел видеть в своей команде
. Лояльность, энергичность и креативность — все было при нем, плюс самостоятельность. Ивенс знал, что фильмы, которые не кажутся пропагандой, убеждают сильнее.
Ивенс не скрывал своей партийной принадлежности от Historians, где спокойно относились к ней, так как знали биографию Ивенса. Маклиш не сомневался в том, что Ивенс такой «коммунист, который никогда не даст коммунизму мешать его работе»
. Маклиш был, пожалуй, слишком благородным.
Обладающий даром убеждения Ивенс очень скоро стал «политическим комиссаром Эрнеста», человеком, который руководил политическим образованием писателя
. Вряд ли теперь кто-нибудь узнает, действительно ли это Коминтерн приставил Ивенса к Хемингуэю. В дошедших до нас обширных архивах Коминтерна нет никаких свидетельств официальной постановки такой задачи. Автоматизированный поиск упоминаний Хемингуэя в 50 млн оцифрованных страниц (эти революционеры были помешаны на ведении учета) не дал никакого результата
. Однако Ивенса могли попросить и неофициально и просто сказать: «Посмотри, что можно сделать». Именно так Мюнценберг дал задание журналисту и писателю Артуру Кёстлеру — попросил посмотреть, что тот может узнать о противнике. Не имея специальной подготовки, Кёстлер проник в штаб Франко, был арестован и чуть не поплатился за свой поступок жизнью
. Впрочем, Ивенс мог просто сделать то, что было правильным с его точки зрения, и решил с умом использовать великого писателя.
Хемингуэй и Кёстлер были не единственными, кого Коминтерн завербовал во время войны в Испании. Еще одной целью была Барбара Вертхайм, больше известная как историк Барбара Такман, автор бестселлера «Августовские пушки», который привлек внимание президента Джона Кеннеди
. Нью-йоркская светская львица и выпускница престижного частного Рэдклиффского колледжа, Вертхайм отправилась в Испанию в 1937 г. в качестве репортера журнала Nation. Проведя некоторое время в Валенсии и в Мадриде, она перебралась в Париж, где познакомилась с одним из главных помощников Мюнценберга — общительным, обаятельным и мастерски манипулирующим людьми Отто Кацем, который попытался завербовать ее для работы на Коминтерн. Вертхайм, которая не была коммунисткой, отказалась. Тогда Кац отступил на запасную позицию и предложил ей подумать над созданием книги, поддерживающей общее дело и проводящей исторические параллели. На это она согласилась и написала свою первую книгу о Великобритании и Испании в XIX в., которая «должна была», по ее собственному выражению, «показать, что в основе британской политики всегда лежало стремление не дать Испании… освободиться от контроля доминирующей на континенте силы (Гитлера в текущий момент)»
. Стоит заметить, что экземпляр этой малоизвестной книги Вертхайм об Испании обнаружился в личной библиотеке Хемингуэя в Ки-Уэсте — в 2015 г. он по-прежнему стоял на полке
.
Как и Кац, Ивенс подбирал индивидуальный подход к каждой цели. Голландец, который был на год старше Хемингуэя, прекрасно знал, что не стоит начинать с предложения стать агентом Коминтерна. Хемингуэя нужно постепенно знакомить со стадом и ни в коем случае нельзя насильно обращать в свою веру. Десятилетия спустя в удивительно откровенном интервью с Уильямом Уотсоном, историком из Массачусетского технологического института, Ивенс вспоминал: «У меня были планы в отношении Хемингуэя, и, думаю, я выбрал правильную тактику. Я знал, как далеко могут пойти люди вроде него, а также, что он не предатель»
.
Ивенс заставил Хемингуэя работать, самолично и без посредников, на переднем крае кинопроизводства и позаботился о том, чтобы он контактировал с антифашистскими бригадами Коминтерна. В отличие от убежденных коммунистов, Хемингуэй попал в Испанию не в результате своей политической сознательности, а под влиянием полуинстинктивных жизненных установок вроде помощи жертвам несправедливости, борьбы с фашизмом и удержания Америки от ввязывания в новую войну в Европе. Ивенс изменил ситуацию после того, как Хемингуэй прибыл в Европу в марте 1937 г. «Я был политически причастным, — признался Ивенс в разговоре с Уотсоном, — а он нет… Я поставил себе задачу разъяснить Хемингуэю суть антифашизма» так, как ее понимали в Коминтерне, ни больше, ни меньше
.
Ивенс начал с формирования прочных дружеских отношений. Их основой могла стать их работа. Хемингуэй вкладывал душу в съемку фильма. Он старался быть полезным, организовывал транспорт, таскал оборудование, делился продуктами и выпивкой (обычно виски и сырым луком). Наверное, чтобы проверить себя (он не участвовал в боевых действиях почти 20 лет), он не упускал случая побывать со съемочной группой на переднем крае. Работая в окопах на передовой, а иногда на ничьей земле, члены съемочной группы шли на риск, который в полной мере понимал лишь ветеран сражений Хемингуэй. Однажды пуля попала в стену прямо над головой Ивенса, и Хемингуэй увел команду в более безопасное место. Когда выяснилось, что оператор в спешке оставил камеру, Хемингуэй пополз обратно за ней под огнем вражеских снайперов, пули которых ложились совсем рядом. Успешный выход из смертельно опасной ситуации сближает людей. Как сказал Ивенс, «когда находишься с кем-то на переднем крае… ты понимаешь, кто он такой… Первые две недели в Испании у нас ушли на то, чтобы узнать друг друга… На фронте этот период сильно сокращается»
.
Ивенс знакомил Хемингуэя с «правильными» людьми: с бойцами-коммунистами. Интернациональные бригады, создаваемые Коминтерном для поддержки Республики, идеально подходили для этой цели. В них было множество бескомпромиссных, ярких и образованных мужчин (а также несколько женщин) из разных стран, включая Соединенные Штаты. Именно такие люди нравились Хемингуэю. Некоторые из них, например Милтон Вулфф из самой известной американской части интербригад — батальона имени Авраама Линкольна, стали друзьями писателя на всю оставшуюся жизнь. Они были не бумагомарателями или романтиками, а людьми, рискующими жизнью ради убеждений, — они были настоящими. По большей части это были коммунисты, готовые делать то, что прикажет партия или Коминтерн. Ивенсу не надо было читать Хемингуэю лекции по политике — он просто мог отвезти его на передовую, туда, где сражались интербригады, и позволить впитывать то, что делают и говорят вокруг.
Через несколько недель Ивенс решил, что Хемингуэй готов к следующему шагу: к знакомству кое с кем помимо рядовых бойцов. Это были командиры-коммунисты, представители Советского Союза и советские журналисты. Лучшее место для встречи с ними находилось всего в нескольких километрах от фронта, в мадридском отеле Gaylord, который Советы превратили в дополнение к своему посольству в Испании. Мимо этого расположенного на пересечении двух больших улиц компактного отеля довольно легко пройти, не обратив на него внимания. Футуристичные прямые линии, очерчивающие серый фасад, делали его похожим больше на многоквартирный дом, чем на роскошный отель с мраморными коридорами, которые ведут к хорошо обставленным номерам. Необычность этого места выдавали лишь часовые с примкнутыми штыками у автостоянки.
