– Один, два, три преступника, палатка, отсутствие палатки, оружие, отсутствие оружия. Давайте вернемся к тому, что мы действительно знаем, – попытался он вновь направить разговор в правильное русло.
В комнате повисла настораживающая тишина.
– Неужели у нас нет ничего, в чем мы уверены?
– Мы знаем… что мы знаем. – Билли показал рукой на доску. – Но это совсем немного.
– Я получила очень предварительный отчет от судебных медиков из Умео, – сказала Урсула, доставая распечатку из лежавшей перед ней маленькой пачки бумаг. – Они получили зубную формулу тех двоих голландцев и, похоже, подтверждают наше предположение, что мы нашли Яна и Фрамке Баккеров.
– Как здорово. – Торкель не сумел скрыть разочарования в голосе, и Урсула явно приняла это на свой счет.
– Уж извините, я просто доложила о том, в чем мы относительно уверены.
– Да, я знаю, хорошо…
Торкель не закончил фразу. Он понял, что дальше они не продвинутся. Во всяком случае, сегодня вечером. После краткого перечня заданий на завтра он закрыл совещание.
Оставшись один, он сел у конца стола, поставил локти на стол, сложил ладони и уперся подбородком в большие пальцы. Его взгляд был прикован к доске, к фотографиям, разноцветным черточкам, ведущим к кратким ключевым словам, и к хронологическому графику Билли. На самом деле им известно только, что имеется женщина с двумя фальшивыми идентичностями, из которых, по крайней мере, одна достаточно хорошая для того, чтобы женщина могла летать в США и обратно через два года после одиннадцатого сентября. Торкель глубоко вздохнул. У него возникло неприятное ощущение, что расследование только что превратилось из сложного в просто чертовски сложное.
Себастиан усиленно очищал квартиру от всего, что напоминало об Эллинор. Стоявшие на столе цветы были выкинуты. Странным маленьким ароматизированным свечкам с запахом земляники или ванили, на покупке которых она настояла, пришлось составить цветам компанию. Теперь он стоял в гостиной, складывая вязанные крючком салфеточки, которые она разложила по всем до единой ровным поверхностям. Ему хотелось, чтобы вокруг него было чисто – никакой ерунды ручной работы под дурацкими фарфоровыми фигурками. Большинство убранных им вещей Эллинор купила сама, но кое-что он узнавал. Вероятно, она обследовала каждый шкафчик, каждый гардероб в поисках чего-нибудь для приведения квартиры «в порядок». Знакомые предметы напомнили ему о Лили. Она была совсем не столь «современной и интересующейся дизайном» – эти слова Эллинор употребляла, описывая саму себя, – но тем не менее пыталась придать его дому немного индивидуальности и уюта.
Он отогнал мысли о Лили. Из возврата в то время никогда ничего хорошего не получалось. Он вернулся к Эллинор. Самое страшное волнение улеглось. Если за проблемами Вальдемара с полицией каким-то образом стоит Эллинор, очень многое должно пойти основательно наперекосяк, прежде чем это каким-то образом смогут связать с ним.
Раздался звонок в дверь. Складывавший большую белую скатерть Себастиан застыл как вкопанный. «Легка на помине», – подумал он. Эллинор. Никто другой не может прийти в такое время суток. Если вдуматься, никто другой вообще не может к нему прийти.
Сперва он хотел тихонько постоять, пока она не уберется. Это наверняка сработало бы, но она ведь будет приходить снова и снова. Кроме того, такое поведение отдает трусостью. Тогда уж лучше показать ей, как мало она для него значит. Что он очистил от нее не только квартиру, но и всю свою жизнь.
Звонок раздался снова. Впускать ее он не собирался, значит, она не увидит, насколько обстоятельно он убрал ее следы. Придется довольствоваться тем, чтобы позлить ее на расстоянии. Дать ей понять, что он дома, но намерен игнорировать ее. Он быстро подошел к стереоприемнику и включил его. «Спокойные фавориты»
[13] 104,7. Ее любимая радиостанция. Себастиан улыбнулся про себя. Это разозлит ее максимально: он в одиночестве слушает «ее» радиостанцию, а ее не впускает. Он увеличил громкость. Селин Дион My heart will go on
[14]. Боги на его стороне. Эллинор обожает эту песню. Себастиан повернул громкость до максимума так, что музыка гремела по всей квартире. Он не сомневался, что ее слышно на лестнице. Селин распевала вовсю. Себастиан уселся в ближайшее кресло, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Хотелось заткнуть уши, ему казалось, что, слушая эту банальную чушь, он укорачивает себе жизнь. От двери никаких звуков не доносилось, но он предполагал, что Эллинор не ушла. Так просто она не сдастся. Он решил подпеть припев, чтобы еще больше подчеркнуть свое присутствие в квартире. Сперва немного робко – он не пел с детства, да и тогда не особенно часто, – а потом увлекся. Звучало наверняка ужасно. Но его это не волновало, он стремился не получить музыкальное впечатление, а разозлить Эллинор. Старался изо всех сил, во имя короля и отечества.
NEAR, FAR, WHEREVER YOU AAAARE!
[15]
Наконец песня закончилась. В образовавшейся тишине он услышал, что звонки в дверь продолжаются. О, как приятно. Началась новая песня. Ее он не знал, но надеялся, что речь там пойдет о тоске.
О безграничной и неподдельной тоске.
Или это можно понять превратно? Себастиан резко выпрямился в кресле. Не подумает ли она, что он сидит в одиночестве, ставит ее любимые песни и подпевает, потому что тоскует по ней? Черт, тогда она вообще не уйдет. Выбьет ногой дверь. Ворвется, точно спасатель, чтобы избавить его от одиночества. Он вскочил так поспешно, что у него закружилась голова, нетвердо ступая, добрался до приемника и выключил его.
– Себастиан, чем ты занимаешься? – послышалось с лестницы.
Себастиан остолбенел. Прислушался. Похолодел изнутри. Это был голос не Эллинор, а Ваньи.
– Иду! – крикнул он и бросился в прихожую, к входной двери. Перед тем как открыть, он остановился, вдруг утратив уверенность, – неужели это действительно Ванья? Может, он ослышался? Все-таки Селин била ему по барабанным перепонкам минуты три.
– Ванья, это ты? – осторожно спросил он.
– Да, – тут же ответили из-за двери.
Она. У него под дверью. Он быстро открыл дверь, но улыбка сошла с его лица. Это была Ванья и вместе с тем нет. Она выглядела бледной и жалкой.
– Что случилось? – спросил он с искренним беспокойством в голосе. Вид у нее был чудовищный.
– Мне необходимо с кем-нибудь поговорить.
И ты выбрала меня.
– Заходи, – произнес он, отступая в сторону.
Она вошла в прихожую. Ее лицо блестело от пота.
Когда тебе потребовалось поговорить, из всех людей на Земле ты выбрала меня.
