Шибека кивнула. Он поднял взгляд на дом. Большинство окон светилось.
– Ей это не понравится, – сказал он, словно прочитав ее мысли.
– Я знаю.
– Она хочет забыть. В точности, как остальные, – осторожно произнес Мехран, вдруг явно расстроившись.
– Мехран, хочет не забыть. Ей хочется, чтобы все опять стало, как обычно. Мне тоже. Мы просто пытаемся достичь этого разными способами.
Мехран взял ее за руку и посмотрел на нее. В его красивых темных глазах таилось что-то печальное, чего она прежде не видела.
– Но, мама, как обычно больше уже быть не может.
Она кивнула.
– Ты умен, Мехран. Я всегда буду тебя слушаться. Обещаю.
Мехран вдруг обнял ее. Это было так приятно. Ей весь вечер хотелось обнять его, и по тому, как он прижался к ней, она чувствовала, что он мечтал о том же.
Теперь они вдвоем.
Она и старший сын.
Хамид продолжает жить в нем.
Билли сидел на террасе перед зданием турбазы. Сбоку от ближайшей горы висела бело-желтая круглая луна, отбрасывавшая холодный свет на темную воду внизу и находящийся чуть поодаль редкий, низкорослый березовый лес. Помимо бурления воды, периодически слышался крик какой-то хищной птицы, названия которой Билли не знал. И больше ничего. Билли наслаждался тишиной и прохладой. Он не посмотрел перед выходом на термометр, но температура явно была не сильно выше нуля. Ему это не мешало. Он тепло оделся. Вышел он, собственно говоря, чтобы позвонить Мю. Не потому, что связь на улице была лучше, просто ему казалось приятным, разговаривая с ней, иметь возможность спокойно разгуливать без помех.
Разговор продолжался около четверти часа. Билли рассказал все, что мог, о расследовании, а она о том, чем занималась с тех пор, как он покинул Стокгольм. Ей его не хватало, без него было пусто и скучно, и она интересовалась, не знает ли он, когда вернется домой. Он не знал, но тоже скучал по ней. Билли ожидал, что раз уж они так долго говорят, как соскучились друг по другу, то Мю опять заведет речь о том, чтобы съехаться, но ничего такого не последовало. На мгновение он подумал, что предложение вырвалось у нее тогда случайно, поскольку он уезжал, и что потом, придя домой и оказавшись от него подальше, она об этом пожалела. Он поймал себя на мысли, что надеется, что так оно и есть, и сразу немного устыдился. Она, казалось, это почувствовала, потому что он внезапно услышал:
– Ты подумал о том, о чем мы говорили в аэропорту?
– Нет, как-то не успел…
– А я подумала.
Естественно.
– Я хочу, чтобы мы жили у тебя.
– У меня?
– Мне нравится район Сёдер.
– О’кей…
Явно довольная тем, что ей удалось высказаться и получить ответ, она сменила тему. Билли предположил, что она могла воспринять его «о’кей» как «хорошо, так и договоримся, тогда считаем, что мы с этим разобрались», но он не чувствовал в себе сил пояснить свой ответ как «ладно, теперь я в курсе, там посмотрим», что он, собственно, и имел в виду. Проговорив еще несколько минут, они еще раз упомянули, как друг без друга тоскуют, и положили трубки.
И теперь он сидел на террасе, глядя на луну. Уже некоторое время. Дал мыслям волю, но они постоянно возвращались к одному и тому же: он не намерен съезжаться.
Услышав приближающиеся по гравию шаги, он обернулся. К нему направлялась Йеннифер с подносом в руках. На нем стояли две бутылки пива и две кружки с чаем. Под мышкой она сжимала два пледа.
– Привет, я увидела, что ты тут сидишь. Не помешаю?
– Нет.
– Плед?
Она держала перед собой два грубых темно-коричневых пледа в катышках, с разбросанными по ним в разных местах грязно-желтыми логотипами Шведского туристического общества. У Билли возникло ощущение, что пледы старше него. Причем намного. Он взял один из них и набросил на плечи. Йеннифер поступила так же со своим и села на стул рядом с Билли. Он отпил глоток пива, она потягивала чай, выдыхая с довольным вздохом. Ее дыхание превращалось в пар.
– Что ты тут делаешь? – немного помолчав, спросила она.
– Ничего, просто сижу и думаю.
– О расследовании?
– Нет.
– Нет?
– Нет. Когда я не работаю, я довольно хорошо отключаюсь от расследования. Думаю, это необходимо…
Йеннифер согласно кивнула. «Оставлять работу на работе» – философия не слишком нова, но от этого не менее справедлива. Сама она не могла думать ни о чем, кроме расследования, с тех пор, как они сели в самолет. После вечернего совещания она попыталась заснуть, расслабиться, но не получилось. Она встала, чтобы приготовить себе какой-нибудь горячий напиток, и увидела на террасе Билли. И вот она здесь. Йеннифер отпила еще глоток чая. Он быстро остывал.
– У тебя был очень сосредоточенный вид.
Билли кивнул. Он сидел и размышлял о том, что теперь постоянно не давало ему покоя. О том, что казалось более увлекательным, чем дело, которым они занимались.
Может ли Себастиан Бергман действительно быть отцом Ваньи?
Просмотреть все снова Билли не успел. Ему хотелось еще раз рассортировать сведения. На то, что он знает, и то, о чем догадывается. Что говорит «за» и что «против». Проверить места, время, предположения. Он собирался заняться этим сегодня вечером, но потом вышел, чтобы поговорить с Мю, и остался сидеть. В принципе реально, Себастиан и Ванья. Но такая возможность строится на очень зыбких основаниях, на письмах, которые он не читал, предположениях, которые он не мог проверить. Однако эта мысль крепко засела у него в голове. Единственное, в чем он был уверен, – если это так, то знает об этом только Себастиан. Если бы Ванья узнала, это было бы заметно. Она боготворит отца. Или того, кого считает своим отцом…
– Ты застрелил Эдварда Хинде.
Билли быстро вернулся обратно в освещенную луной действительность. Он повернулся к Йеннифер, но едва видел ее. Она натянула шапочку до самой куртки, держала передо ртом кружку с чаем и говорила из-за края кружки.
– Что? Да.
– Подозреваю, что тебя все время спрашивают, но все-таки, что ты при этом испытал?
Это было ее первой мыслью, когда они встретились в аэропорту, и она поняла, кто такой Билли. Сама она еще ни разу не вынимала оружия из кобуры, но мысленно неоднократно представляла себя с выхваченным пистолетом.
Экшен. Быстрые решения. Погоня и волнение.
Впрочем, каждый раз, когда она пускалась в фантазии об этой части профессии, которую, она очень надеялась, ей когда-нибудь доведется испытать, все заканчивалось тем, что негодяи сдавались. Они чувствовали себя побежденными, разбитыми. В ее мечтах ей никогда не приходилось стрелять и уж тем более – кого-нибудь убивать. Временами ее интересовало, сможет ли она, если придется.
