Это не обычное уклонение от депортации, а нечто иное. Нечто большее.
Значительно большее.
У нее полно времени, чтобы покопаться в этой проблеме. Маленькое задание среди прочих мелких дел, которые скрашивают ее дни.
Теперь у нее есть чем заняться.
Вопрос только в том, как двигаться дальше.
Ясно и холодно, прекрасный день.
Таким сообщением приветствовала его постоянно улыбающаяся Клара, когда они встретились в коридоре. Торкель даже не обратил внимания на погоду. Утром он был по уши занят другим.
Сперва позвонила Ивонн.
– Я видела, что ты в горах, – сказала она. – Ты вернешься домой к выходным?
Торкель сразу понял, почему она спрашивает. Они с Кристофером собирались поехать в Финляндию в пятницу до воскресенья. Вдвоем. Романтический уикенд, предположил он. Это было решено еще в августе. Девочкам предстояло жить у него. Если, конечно, он не застрянет на пустой турбазе в Йемтланде. Он устало провел рукой по лицу, чувствуя, что надо побриться.
– Не знаю, и даже если я окажусь дома, то не знаю, насколько буду занят работой.
– О’кей, я так и думала. Я договорюсь с кем-нибудь другим.
Никаких претензий или разочарования в голосе, просто констатация факта. Практическая проблема, которую требуется решить. «Молодец Ивонн», – подумал Торкель с теплотой. Она упрощает ему жизнь.
– Мне жаль.
– Знаю. Девочки надеялись провести с тобой немного времени.
Сейчас она тоже не имела намерения вызвать у него угрызения совести или испортить ему настроение, Торкель знал. Однако ей удалось и то и другое.
– Я поговорю с ними и посмотрю, не сможем ли мы что-нибудь придумать.
– Давай.
Торкель быстро взглянул на наручные часы.
– Они сейчас дома?
– Нет, они ушли в школу.
– Я позвоню сегодня вечером.
– Давай.
Вот, собственно, и все. Больше особенно разговаривать не о чем. Практический вопрос обсужден и решен. Тем не менее Торкелю не хотелось заканчивать разговор.
– А как вообще дела? Дома все в порядке? – спросил он непринужденным тоном.
– Да, дел хватает. Одна в старших классах школы, вторая – в гимназии, и Элин завела себе парня.
– Правда?
– Да, его зовут Эрик. Они вместе уже несколько недель. Он из ее класса.
Ее класс в гимназии имени Йона Бауера
[19], куда Элин поступила в августе, называется ОТ12 – программа «Отели и туризм». Свой выбор она с отцом не обсуждала. Узнав о ее планах, Торкель зашел в Интернет, чтобы узнать побольше. Прочитанное его не слишком порадовало. Описание программы завершалось следующим пассажем: «После выпускных экзаменов ты сможешь работать, например, рецепционистом, координатором мероприятий на конференциях или в сфере обслуживания в ресторане». А он-то в глубине души надеялся, что у Элин будут более солидные амбиции, чем стать рецепционистом или официанткой. Несмотря на это, он ни словом не поставил выбор дочери под сомнение. Какое он имел право высказываться по вопросам, в обсуждении которых и выработке решений не принимал участия? Ему казалось, что у них хорошие отношения, но в последнее время, если он ставил под сомнение то, что делала или решала Элин, или задавал вопросы, то все чаще слышал в ответ: «Если бы ты проявлял немного больше заинтересованности, ты бы знал». Становилось больно, но правда иногда причиняет боль. Он решил, что вечером, когда будет разговаривать с ней, скажет о ее парне только хорошее.
– Ты его видела? – спросил он у Ивонн.
– Да, он производит очень приятное впечатление. Он ночевал у нас в прошлые выходные.
– Ночевал?
– Да, с пятницы на субботу.
Торкель чуть не спросил, как они разобрались с дополнительными кроватями и отдельными комнатами, но осознал, что опять предстанет безнадежно старомодным. Теперь большинство его взглядов воспринималось так, будто он смотрит на жизнь с позиций динозавра.
– Не следует ли нам установить для этого… правила? – спросил он.
– Они у нас есть. Им разрешается ночевать друг у друга только по выходным, когда на следующий день не надо идти в школу.
О правилах он спросил не для того, чтобы узнать, какие они, а потому что полагал, что с ним тоже следовало бы посоветоваться. Но он знал, что Элин считает, что живет у Ивонн, поэтому ей и устанавливать правила.
– О’кей, – произнес он.
– Торкель, ей через три месяца исполнится семнадцать, – сказала Ивонн, явно понявшая по одному-единственному слову все, что думал Торкель.
– Знаю. Просто я чувствую себя посторонним.
– Изменить это может только один человек.
– Я знаю.
– Девочки всегда рассказывают, если ты их спрашиваешь.
– Я знаю, – повторил он, хотя знал, что это не совсем правда. Теперь уже. Чем больше дочери взрослели, тем труднее ему было становиться естественной частью их жизни. Идти дальше примитивных вопросов о школе и тренировках. Он не всегда решался на более глубокий разговор, спрашивать о том, что действительно имело значение. Что они думают, что чувствуют, об их мечтах и планах. А дочери больше не делились с ним спонтанно, как раньше, когда были помладше, и ему иногда приходилось чуть ли не просить их замолчать, поскольку им так много хотелось рассказать. Как это ни парадоксально, но чем больше проходило времени, тем меньше он о них знал. Виноват, разумеется, он, ведь такой тип общения необходимо поддерживать.
– Слушай, мне нужно идти, – сказала, к его облегчению, Ивонн.
– Мне тоже, надо попытаться начать действовать…
– Позвони девочкам сегодня вечером.
– Обязательно. Пока.
Закончив разговор, Торкель немного посидел с телефоном в руке, а затем пошел в ванную и начал бриться. Телефон снова зазвонил.
– Бёрье, ИПО, я тебя разбудил? – спросил веселый голос на другом конце, когда Торкель ответил.
– Отнюдь, все в порядке. – Торкель сел и достал блокнот. – Что ты нашел?
Оказалось, немного. Или, точнее, ничего о Патриции Велтон. По сведениям американских властей, вообще не существовало женщины с таким именем, родившейся в нужное время и имевшей американское гражданство или получавшей в США водительские права.
«Возможно, она использовала это имя и документы только за границей», – думал Торкель, пока Бёрье продолжал рассказ.
С Лиз Макгордон им повезло больше. Не то чтобы они утопали в информации, но пять записей о ней все же имелось. Все о том, как она выезжала из США или въезжала обратно. Первый раз – в апреле 2001 года, второй – годом позже и в последний раз – в 2003 году.
