Тут же осматриваю дверь из спальни. Замок не на месте. В ужасе бегу за Лейлой. Стучу в ее дверь и с силой вытираю подошвы ног.
Она сразу открывает и, заметив испуг на моем лице, спрашивает:
– Что случилось?
– Я не… Иди сюда, – бормочу я и тащу ее к себе в спальню.
Она заходит, на секунду замирает, будто кто-то нажал на паузу, а затем быстро начинает действовать: опускается на колени и принюхивается к коричневым мазкам и разбрызганным по полу каплям.
– Это… кровь, – говорит она, подтверждая мои подозрения.
Сразу вспоминаю Шарля и Эша и жуткую кровавую сцену вчера в обеденном зале. По горлу проходит судорога.
– Не думаю, что кто-то ходит по школе с банкой крови, чтобы писать ею сообщения, – говорю я, обращаясь, скорее, к самой себе.
– Верно, – соглашается Лейла. – Это маловероятно.
– Значит, кто-то порезал себя прямо у меня в комнате? – Я вздрагиваю, тут же представив эту картину. – Жуть какая! Кто мог такое сделать?
Лейла качает головой.
– Кто-то, кто изо всех сил пытается напугать тебя. И он очень самоуверен. На то, чтобы написать это, пока ты спала, потребовалось время, а ведь можно было просто принести заранее написанное сообщение и положить его на пол.
От мысли о том, что кто-то в моей комнате писал это предупреждение кровью на полу, а я все это время мирно спала, мне хочется снова ворваться в кабинет Блэквуд и потребовать срочно отпустить меня домой. Если бы она не пригрозила мне темницей, я бы бросилась туда прямо в ночной рубашке, наплевав на приличия.
– Хуже всего то, что теперь я что-то смутно припоминаю… я что-то слышала, – признаю я. – Хотя что бы я могла сделать, если бы проснулась и застала здесь кого бы то ни было? Подраться с ним?
Лейла поднимает голову.
– Вряд ли бы это хорошо для тебя закончилось. У этого человека, очевидно, было при себе что-то острое.
– Брендан или Никта? – спрашиваю я.
– Возможно. После всего, что случилось вчера с Шарлем, у них есть все основания ненавидеть тебя еще больше. Хотя он состоял в их группе недолго, у них с Никтой был роман, а Брендан принял его как члена группы. Союз связал их узами. Они сделали бы что угодно, чтобы защитить друг друга.
Я киваю. Интересно, будут ли Лейла и Эш когда-нибудь так относиться ко мне?
– А Аарья? Если учесть ее непредсказуемость? – спрашиваю я.
Лейла шумно выдыхает.
– Она любит такие игры, но видно, что буквы вывел правша, а Аарья левша. Конечно, она могла бы написать их правой рукой, чтобы сбить со следа, но в отличие от большинства, она любит брать на себя ответственность за угрозы. И ширина мазка больше, чем ее указательный палец. Либо это написал человек, у которого руки крупнее, чем у нее, либо она использовала большой палец. Или здесь был не один человек – еще Феликс, например. Но я бы сказала, Брендан – более вероятный подозреваемый.
Потрясающе! До чего же быстро у нее работает голова!
– Надо это убрать. С минуты на минуту явится Пиппа.
Я таращусь на нее.
– Убрать? Разве мы не должны сообщить…
– Нет, – с нажимом говорит Лейла и достает из туалетного столика тряпку. Окунув ее в таз с водой, она начинает стирать кровь. – Если сообщим Блэквуд, будет в два раза хуже. Здесь так дела не делаются.
– Но как мы объясним такое количество крови на… – шепчу я.
Лейла шикает на меня. На входной двери в наши апартаменты гремит щеколда.
Со скоростью света Лейла хватает пустой стакан для воды, заворачивает его в тряпку и разбивает книгой с прикроватного столика.
В следующую секунду она каким-то образом беззвучно разбрасывает осколки по полу и жестом велит мне опуститься на пол. Затем берет осколок и хватает мою руку. Я широко раскрываю глаза. Она наносит мне порез, и я вздрагиваю, но сдерживаю вскрик.
Тихо постучав, Пиппа заходит ко мне в спальню. Выпучив глаза, она смотрит на кровь, которая капает на пол с моей ладони. Но должна признать, Лейла мгновенно сообразила, что надо делать: нет ничего особенного в том, что девушка спросонья опрокинула стакан для воды и порезалась, пытаясь убрать осколки.
Глава двадцать четвертая
– Чем больше вы узнаете на занятиях по обманным уловкам, тем меньше вам придется учить на других уроках, – говорит сидящий в торце антикварного стола для совещаний профессор Гупта.
Это невысокий пожилой мужчина, которого я назвала бы скромным на вид, если бы не тот факт, что он преподает обманные уловки и может специально таковым казаться.
«Гупта, – думаю я. – Происходит из санскрита. Распространенная в Индии фамилия, означающая защищенный».
Маленькую комнату освещают два факела, которые отбрасывают танцующие по стенам тени. Комната больше напоминает кабинет, где высокие военные чины разрабатывают стратегию захвата, чем классную комнату. Стены покрыты панелями из темного дерева, а потолок переходит в резные деревянные арки.
Я бросаю косой взгляд на Брендана. Не он ли виноват в том, что у меня вся комната утром была забрызгана кровью? Пытаюсь разглядеть его руки – нет ли следа от какого-нибудь пореза, но ничего не вижу со своего места. Конечно, есть еще Маттео. Ведь послание было написано по-итальянски. Однако его нет на уроке, и у меня нет возможности посмотреть на его руки.
Я замечаю, что сидящий напротив Эш пристально смотрит на меня, и вспоминаю, как он вчера интерпретировал мои жесты. Тут же расслабляюсь и отвожу взгляд.
– Некоторые из вас ошибочно полагают, что больше всего в жизни вам помогут боевые навыки. – Гупта окидывает присутствующих взглядом. – Но я вас уверяю, что посредством их применения вы получите лишь сотую долю той информации, которую можно получить с помощью обманных уловок. Кроме того, чем больше усилий вы приложите для того, чтобы скрыть свои намерения и предугадать намерения окружающих, тем лучше это подготовит вас непосредственно к бою. Однако верно и обратное: из-за обмана вы можете оказаться в положении, из которого будет невозможно выйти.
Честное слово, здешние учителя, Коннер и Блэквуд, нашли способ вплести в каждое занятие тонкие стратегии манипуляции. Более того, у меня такое чувство, что они втайне нацелены на меня и мои недостатки. Но, может, всем остальным тоже так кажется.
– В четыреста пятнадцатом году до нашей эры афинский государственный деятель Алкивиад был убежден, что единственный способ выиграть Пелопоннесскую войну – это завоевать Сицилию. Расчетливый военачальник Никий счел идею чересчур безрассудной и решил солгать в ответ. Он сильно преувеличил количество требуемых солдат, рассчитывая, что это заставит Алкивиада передумать. Но ложь неожиданно привела к обратным результатам. Афиняне поверили Никию и отправили на Сицилию практически все свое войско, хотя тактика партизанской войны была бы куда более эффективной. Почти все погибли. Единственными выжившими оказались дезертиры, и неудивительно, что среди них был Алкивиад. Многие винят Алкивиада за высокомерие, но Никий был виноват не меньше. Он не принял в расчет характер человека, которого обманывал, и не сумел предугадать, как будет воспринята его ложь. Оба этих фактора были важнее самой лжи. Если бы Никий завоевал Сицилию, его блеф был бы забыт или прошел бы незамеченным, но плохо продуманный обман, несмотря на благие намерения, привел к тысячам ненужных смертей, за которые он понес ответственность. – Гупта замолкает, осматривая нас всех, а потом останавливает взгляд на ком-то одном. – Феликс, пожалуйста, выйди вперед.
