Делаю несколько поспешных шагов на голос Лейлы, выставив руки вперед, и врезаюсь в кофейный столик, отчего едва удерживаюсь на ногах.
– Убери руки, черт… – начинает Аарья, но что-то приглушает ее голос.
Лейла кашляет и хрипит, но звук почему-то идет не с пола, а откуда-то сверху, у меня над головой.
Раздается несколько глухих ударов. Похоже, кто-то кого-то бьет, и я съеживаюсь: возможно, я следующая. Справа от меня что-то обрушивается, и с одной из полок на пол валятся книги.
Кое-как восстановив равновесие, забираюсь на кофейный столик, двигаясь в ту сторону, откуда слышится затрудненное дыхание Лейлы. Сердце бешено колотится.
Скрипят, подвывая, старые дверные петли – на мгновение дверь открывается и тут же снова захлопывается. Снаружи задвигается щеколда, и в комнате наступает абсолютная тишина, нарушаемая только хрипами Лейлы.
– Лейла, где ты? – спрашиваю я, размахивая перед собой руками.
– Свет… Нужен свет, Новембер, – задыхаясь, шепчет Лейла.
Я слышу, как падает еще несколько книг.
– Mierda
[10], – бормочет Инес, и это чуть ли не первое слово, которое она при мне произнесла.
На секунду теряюсь в темноте, слыша лишь стук собственного сердца. У нас нет спичек. Нет даже углей, которые можно было бы разжечь снова. И я уверена, что тот, кто только что вышел из комнаты, не просто задул факел, но и забрал его с собой, потому что я не вижу тлеющих угольков со стороны настенного крепления.
– Аарья? – шепчет Инес.
Слышу страх в ее голосе, и это помогает мне сосредоточиться.
– Бумага, – торопливо говорю я. – Чем старее и суше, тем лучше. Принеси ее к камину, Инес.
Если я не ошибаюсь, некоторые камни в каминной облицовке – в том числе тот, который я вытащила, – на самом деле кремень. А старые щипцы, возможно, сделаны из стали. Я слезаю со стола и, держа руку перед собой, бегу назад к камину быстрее, чем стоит это делать из соображений безопасности.
Я с разбегу врезаюсь в камень и быстро ощупываю облицовку.
– Нашла.
От звука мнущейся рядом со мной бумаги у меня замирает сердце.
– Вот, найди мою руку, – я протягиваю руку, и Инес касается ее.
Хватаю смятую бумагу, прижимаю ее к камню большим пальцем и с силой бью старыми щипцами по краю камня, высекая несколько искр. Ура!
– Может быть, ты… – начинаю я, но Инес уже дует на бумагу.
Еще несколько ударов по камню, и на четвертый раз одна из искр разгорается, прожигая крошечную дырочку в бумаге.
– Ну давай же, давай, – нетерпеливо повторяю я, а Инес продолжает аккуратно раздувать пламя.
Постепенно горящий круг расширяется и наконец вознаграждает наши труды настоящим огнем. Свернув в трубочку еще один листок бумаги, Инес подносит его к огню, и мы получаем некое подобие маленького факела. Меня захлестывает радость. Света от него не больше, чем от свечки на торте в честь дня рождения, но, надеюсь, этого хватит, чтобы разобраться, что происходит. Пока я щурюсь в полумраке, Инес ставит опрокинутый стул обратно на стол и залезает на него.
– Что за… – в ужасе восклицаю я.
Ноги Лейлы закинуты на металлические перегородки люстры в неудобном положении, а запястья чем-то связаны, не позволяя ей за что-нибудь ухватиться руками.
Инес не говорит Лейле ни слова и, к моему изумлению, даже не пытается ей помочь. Вместо этого она выхватывает две свечи из люстры, спрыгивает на пол и, вернувшись ко мне, зажигает их от горящей бумаги. Одну отдает мне, и в комнате сразу становится светлее. Блэквуд и охранников нет, они ушли, хотя я в этом и не сомневалась.
Быстро капаю немного воска на каминную полку и устанавливаю там свечу, чтобы освободить руки.
– Подожди, я помогу тебе спуститься, – говорю я Лейле.
– Это кабельная стяжка, – отвечает Лейла. Ей удалось восстановить дыхание, но видно, что ей трудно говорить. – Она пристегнута к люстре. Если я уберу вес с ног, она еще сильнее врежется мне в кожу. И она такая крепкая, что если попробовать растопить ее огнем, я получу серьезные ожоги.
– Лейла, пилка! Куда ты ее положила? – спрашиваю я, но, еще не договорив, замечаю что-то металлическое на полу возле стола.
Протягиваю руку, но Инес опережает меня. Но только вместо того, чтобы отдать мне пилку, она уходит.
– Эй, ты куда, черт во… – возмущаюсь я, но тут же замолкаю.
Проследив за ее взглядом, вижу лежащую на полу Аарью. Ее рот и нос покрывает какое-то приспособление из кожи и металла, зафиксированное у нее на голове пятью металлическими цепями.
– Жесть! Она может дышать? – спрашиваю я.
Глаза Аарьи закрыты.
Инес кладет руку на грудь Аарьи и качает головой, давая мне понять, что дело плохо. Блэквуд говорила о серьезных последствиях, но это просто настоящий экстрим. Это уже вопрос жизни и смерти.
Перевожу взгляд с Аарьи на Лейлу. Если Аарья не может дышать, а я не помогу Инес, то буду частично виновата в том, что она задохнулась. Но я терпеть не могу Аарью, и если допущу, чтобы Лейла получила из-за нее увечья, то никогда себе этого не прощу. Однако если мы с Инес сейчас начнем драться из-за пилки, то наверняка пострадают все.
– Лейла, сколько ты еще можешь продержаться в этом положении? – спрашиваю я.
– Минуты две… – говорит она, и в голосе ее слышится напряжение.
– Кричи, когда почувствуешь, что больше не сможешь выдержать, – и я опускаюсь на колени рядом с Инес и Аарьей.
Инес мельком бросает на меня удивленный взгляд.
– Объясни, что делать, – прошу я, пока она подпиливает последний дюйм частично распрямленной скрепки.
– Разогни вторую скрепку и сложи ее точно пополам, – указывает она. Меня удивляет звук ее голоса – поразительно мягкий и уверенный при том, что она так редко им пользуется. – Согни крайний отрезок на полдюйма под углом девяносто градусов, чтобы получилась буква L.
Я начинаю действовать, пока она объясняет.
Она показывает мне свою скрепку.
– Видишь, как я подпилила кончик, чтобы он был плоским, а не круглым? Сделай то же самое со своей.
Инес передает мне пилку и щипцами гнет плоский кончик скрепки то в одну сторону, то в другую, пока у нее не получается волнистая линия.
Торопливо подпиливаю свою скрепку. Пальцы двигаются неуклюже и дрожат от волнения.
– Лейла, с тобой все в порядке? – зову я.
– Да, – отвечает она, но напряжение в ее голосе усилилось.
Инес переворачивает Аарью. У нее на затылке висячий замок, удерживающий цепи вместе, как будто это средневековое орудие пыток.
