Она смотрит на меня с презрением.
– Это не куклы, а Барби.
– Из Барби могут выйти прекрасные актрисы, – говорю я.
Элен старательно расставляет на трибуне пластмассовые стулья и столы, а квотербек Джоуи Петронус тем временем пасует мяч прямо в руки противнику, после чего «Ист-Норвич» легко зарабатывает еще один тачдаун.
Этого отец уже снести не в силах и на чем свет стоит кроет игроков, тренеров и даже ребят, которые рисовали разметку на поле. Под конец достается и мне:
– А ты что расселся со своей камерой? Тебе бы не картинки снимать, а по полю бегать! Ты сам не помнишь, как здорово играл, но поверь мне, игрок из тебя что надо!
Я собираюсь объяснить отцу, что мне надо снять игру для видеоежегодника, но вовремя спохватываюсь. Интуиция подсказывает, что отец хочет услышать от меня совсем другое.
– Я хочу снова начать играть, – говорю я. – И начну, как только разрешит врач. Вот увидишь, я обязательно выйду на поле.
Отец довольно кивает.
– Да, Чемпион, мы, Эмброзы, такие! Мы делаем дело. А другие пусть нас снимают, если так хотят.
Элен разыгрывает целую пьесу про своих Барби. Я снимаю ее на видео и параллельно слушаю отца, эмоционально комментирующего матч. Приключения Барби его, как ни странно, ни капли не интересуют.
Закончив снимать, я на крошечном экране камеры показываю Элен, что у меня получилось. Она визжит от восторга.
И тут – на трибунах стадиона, на поле которого две команды играют в плохой футбол, – я вспоминаю.
Со способностью запоминать у меня порядок. Я прекрасно помню все, что было со мной с того момента, когда пришел в себя. Но до больницы, до падения с крыши у меня в памяти пустота и одна только странная картинка: девочка в синем платье.
Но теперь я вспоминаю кое-что еще.
Элен. Она визжит, прямо как сейчас на стадионе.
Хотя нет… В воспоминании в ее визге ни радости, ни восторга. Щеки малиновые, лицо перекошено, вот-вот разревется.
У меня в руке плюшевый мишка. Ее любимая игрушка – это я помню отчетливо. Мишка у меня в левой руке… А его голова – в правой.
Я оторвал голову любимому плюшевому медвежонку четырехлетней девочки!
Далеко не самое приятное воспоминание, но все же…
– Я кое-что вспомнил!
– И что же? – равнодушно спрашивает отец; игра ему гораздо интересней.
– Что-то, что случилось до того, как я упал с крыши!
– Вот видишь! – Теперь отец сияет, как победитель. – Я же говорил, что с тобой все в порядке. Скоро окончательно вернешься в строй. А команде ты сейчас нужен как никогда!
На поле наш хавбек получает мяч и падает, погребенный под кучей игроков «Ист-Норвича». Отец на секунду отвернулся и пропустил этот момент – не заметил небольшой бреши на слабой стороне линии защиты.
А эту брешь можно было проскочить. Я бы точно проскочил!
Финт влево – вот бы что я сделал.
Уйти от лайнбекера – и вперед! Мысленно делая рывок, я втягиваю голову в плечи.
Теперь я вижу: я играл в футбол!
Вернее – играю. Я вижу себя на поле, и эта картина постепенно затмевает воспоминание о медведе с оторванной головой.
В конце концов, это всего-то мягкая игрушка. Сейчас Элен безоблачно счастлива, а все обиды остались в прошлом.
Да она уже, поди, и забыла про того медведя.
Глава девятая
Чейз Эмброз
После матча я иду в раздевалку записать интервью с игроками. Первое, что я вижу на подходе, – Эрон захлопывает тяжелую металлическую дверь прямо перед носом у Хьюго. Тот испуганно отшатывается от двери и утыкается в меня.
– Спокойно, Хьюго. Это я.
– Привет, Чейз, – говорит он дрожащим голосом. – Я тут хотел команду поснимать. – Он демонстрирует мне флип-камеру.
– Я думал, мисс ДеЛео поручила это мне.
– Да-да, конечно поручила, – успокаивает меня Хьюго. – Просто мы боялись, что ты забудешь.
– В каком смысле забуду? – недовольно спрашиваю я.
Он заливается краской и пугливо отступает на шаг назад.
– То-то-только без обид, – с запинкой произносит он.
Не успеваю я ответить, как за спиной у Хьюго открывается дверь и из нее высовывается Питон.
– Я же сказал, это его голос! – кричит он и тащит меня за собой в раздевалку, а Хьюго снова выталкивает за порог.
– Он со мной, – говорю я.
– Да ладно тебе! – смеется Питон.
– Я серьезно. Мы снимаем сюжет про команду для видеоежегодника.
Питон пропускает Хьюго внутрь. Он мне за это, конечно, признателен, но не больно-то рад и явно чувствует себя как на минном поле.
Несколько игроков меня радостно приветствуют, но в целом настроение в команде неважное. Да это и понятно: их только что разделали как котят. Когда же до ребят доходит, что я явился как репортер, а не чтобы сообщить, что мне разрешили играть, они даже не стараются скрыть разочарование.
– А так посмотришь – все с тобой в порядке, – говорит Джоуи. – Даже рука давно не на перевязи.
Я понимаю его недовольство. Джоуи сегодня основательно облажался на позиции квотербека. Будь рядом с ним на поле хороший раннинбек, это бы здорово облегчило ему жизнь.
– У меня было сотрясение мозга, – объясняю я. – Из-за него врачи велят соблюдать осторожность.
Лэндон Рубио переводит подозрительный взгляд с меня на Хьюго и обратно.
– Ты понятно – пропустишь несколько игр. А этот-то что тут делает?
Хьюго робко демонстрирует видеокамеру, но его закидывают грязными форменными гольфами.
Я пытаюсь вступиться за Хьюго:
– В видеоежегоднике мы рассказываем про все виды спорта, какими занимаются у нас в школе, про гольф и бадминтон в том числе. Если сюжета про футбол там не будет, то только по вашей вине. Так что потом не жалуйтесь.
– В ежегоднике? – повторяет за мной Джоуи. – Мало того, что ты на поле не выходишь, так ты еще в редакцию ежегодника пристроился?
– Видеоежегодника, – поправляет его Хьюго – и получает свернутым полотенцем по уху.
– Эй-эй, спокойно! – Эрон встает между командой и нами с Хьюго. – Человек не виноват, что врач у него – трус и тормоз.
– А чего он с ботанами из видеоклуба связался? – не унимается Лэндон.
– Ни с кем он не связался, – спокойно объясняет Эрон. – Он снимает про нас сюжет и старается, чтобы «Харрикейнз» в ежегоднике выглядели красавцами. Так он со скамейки запасных помогает своей команде.
– Ты, Рубио, лучше молчи, – усмехается Питон. – С твоей будкой любого, у кого ты выйдешь красавцем, надо на руках носить.
