– Но тебе все равно придется с ним пересекаться. Ты же будешь заниматься в видеоклубе? Чейз тоже его член.
– Очень рад за него.
Она смотрит на меня с сочувствием.
– А, понимаю, ты нервничаешь.
Разумеется, нервничаю. Я несколько месяцев не переступал порога школы, а воспоминания о ней у меня довольно паршивые. Человеку, которого не травили в школе, очень трудно объяснить, каково это – когда тебя травят. Если тебя избрали жертвой, ты не просто выносишь постоянные наезды и издевательства, это было бы еще ничего. Но даже в те промежутки, когда тебя никто не трогает, ты с затаенным ужасом ждешь следующей гадости – она может прилететь в любой момент и откуда угодно. У тебя развивается настоящая паранойя, ты на полном серьезе опасаешься, что еще шаг – и пол разверзнется у тебя под ногами. Дошло до того, что в относительной безопасности я чувствовал себя только за фортепьяно. Но в один прекрасный день инструмент полыхнул огнем мне в лицо. И после этого во всем мире не осталось такого места, где бы я мог ничего не бояться.
Терпеть и дальше было невозможно. Поэтому я прощаю маму с папой за то, что они отправили меня в Мелтон. Сейчас мне немного лучше – но только потому, что уж очень паршиво было в Мелтоне. Когда в тебе видит жертву шайка придурков, это их проблема. Но когда ты и сам с их подачи начинаешь считать себя жертвой, ты оказываешься в яме, из которой страшно трудно выкарабкаться.
Яма разверзается еще глубже утром в понедельник, когда мы с Шош вылезаем из машины и видим перед собой Хайавассийскую среднюю школу. Я отлично понимаю, что кирпичи и цемент не способны замышлять зло. Но несмотря на это, я не могу избавиться от ощущения, что само школьное здание готовит мне какую-то гадость.
На прошлой неделе директор Фицуоллес связался с моими родителями и предложил в первый день лично встретить меня перед занятиями. Я сказал, что не надо и что расписание уроков я сам распечатаю с сайта. Видно, он хотел, чтобы я знал, что он всегда готов прийти мне на помощь. Нашелся защитник! Он и раньше был готов за меня заступиться – и что из этого вышло? Стопроцентную безопасность человеку гарантируют только телохранители из Секретной службы. А без них ты все равно рано или поздно окажешься в безлюдном коридоре или в пустой раздевалке.
[9]
– Ну что, готов? – окликает меня Шош.
Я не готов, но все равно киваю. И мы оказываемся посреди школьной толпы. Я и забыл, какой мощный здесь звуковой фон – хаотичное смешение звуков, слишком разнообразных, чтобы назначить им ноту или даже аккорд.
Кое-кто оглядывается на меня, удивляется моему возвращению. До меня доносится шепот: «Это он!», «Джоэл вернулся!», «Это тот парень, у которого взорвался рояль». Я ловлю несколько радушных взглядов и один-единственный враждебный – от здоровенного детины, по виду – футболиста. Но большинство просто не обращают на меня внимания – это, скорее всего, те, кто и не заметили, что я куда-то исчезал. Это, наверно, противнее всего: я прошел через ад, меня затравили до того, что пришлось уехать из города, – а большая часть окружающих никак этого для себя не зафиксировала. Школьные психологи знай себе несут чушь о том, что мы должны «чувствовать общность», а садистам вроде Чейза Эмброза тем временем все сходит с рук, потому что их жертвы остаются невидимками.
Шош, судя по всему, назначила себя моим телохранителем и не отходит от меня ни на шаг. То есть в дополнение к длиннющему списку унижений сестра решила, что это ее дело – заступаться за меня.
– Вас, что ли, перед уроками не собирают? – спрашиваю я, старательно скрывая раздражение.
– Я подумала, сегодня мне лучше побыть с тобой. Мистера О’Тула я все равно уже…
Я перебиваю ее:
– Шош, иди.
– Ты уверен?
– Нет, – честно отвечаю я. – Но ты ведь все равно не сможешь везде за мной ходить. Вдруг мне, например, понадобится в туалет…
– Ну, я снаружи подожду…
– Иди, – настаиваю я.
Уроки проходят нормально. Что здесь, что в Мелтоне – разницы никакой. Математика остается математикой, преподает ли ее обычный учитель или выдающийся валторнист. Кто-то из одноклассников спрашивает меня, где я пропадал. Те, кто знают про Мелтон, расспрашивают, каково это – учиться в школе-интернате.
Брендан Эспиноза сообщает мне о своих успехах на Ютьюбе, я поздравляю его с тем, что «Лиственный человек» набрал уже больше четырех тысяч просмотров. До вирусного ролик не дотягивает, но аудитория у него рекордная для Брендана. Еще он рассказывает, что в видеоклуб вступила Кимберли Тули – мне-то всегда казалось, что ей там нечего делать. Судя по тому, как много Брендан о ней говорит, он, похоже, и правда к ней неравнодушен.
– А главная новость – это то, что твоя сестра участвует в Национальном конкурсе по видеожурналистике, – воодушевленно говорит Брендан. – Мы видели отснятый материал – это что-то! Они уже начали его монтировать – в смысле, Шош с… – Тут он осекается и замолкает.
– Я знаю, кто у нее соавтор.
– Джоэл, ты не поверишь, насколько он переменился. Прямо как будто тогда у него раскололась голова и в нее засунули новые мозги!
– Да, я слышал об этом.
Мало мне, что Шош день и ночь поет Альфа-Крысу дифирамбы. Так еще оказывается, и все остальные члены видеоклуба заделались его фанатами.
Чейз попадается мне в коридоре. При виде его физиономии у меня душа уходит в пятки. А он, что самое интересное, смотрит сквозь меня, будто я не я, а пустое место. Может, у него и правда амнезия и он меня не узнает?
Но я-то его узнаю. Он тот придурок, который в прошлом году сделал все, чтобы сломать мне жизнь.
А потом в кабинете испанского я натыкаюсь на Бета- и Гамма-Крыса.
– Ой, глядите-ка, кто к мамочке домой приполз, – лыбится Питон.
Меня сковал страх. Эта встреча даже хуже той, что едва не состоялась у меня с Чейзом: она доказывает, что на самом деле все осталось по-прежнему. Неужели, кроме вот этого вот и Мелтона, других вариантов для меня не существует?
Эрон хватает Питона за руку и усаживает рядом с собой в заднем ряду.
– Оставь его, чел. У нас и так куча проблем из-за этого лоха.
Эти двое отбывают исправительные работы за то, что подложили петарды мне в рояль. Поэтому можно надеяться, что на какое-то время они от меня отстанут.
Но остается мой самый большой страх – оказаться в видеоклубе. Его мне до боли не хватало в Мелтоне. Он воплощал собой все, чего я лишился, сбежав из Хайавасси. А теперь он превратился для меня в место, где я лицом к лицу встречусь с ним.
И вот я захожу в кабинет мисс ДеЛео. Свет выключен, все лица обращены к интерактивной доске. Я сразу понимаю, что смотрят они легендарный сюжет, снятый моей сестрой, и что старик на экране – тот самый мистер Солвэй. Он рассказывает о войне, зрители слушают затаив дыхание.
