За воротами в Бешель, под основной массой Копула-Холла, находится ничейная земля. Дорожное покрытие здесь не размечено: эта земля не находится ни в Бешеле, ни в Уль-Коме, так какую систему разметки нужно использовать? Ближе к другому концу зала – вторые ворота, и мы, бешельцы, не могли не заметить, что они находились в лучшем состоянии, чем наши собственные. Рядом с ними стояли улькомские охранники с оружием и смотрели на тщательно организованные очереди из тех, кто стремился попасть в Бешель. Улькомская погранохрана не является отдельной ветвью исполнительной власти, как в Бешеле, они – милиция, которая соответствует нашей полиции.
Зал Копула-Холла, отвечающий за дорожное движение, больше Колизея, но он устроен несложно – это пустота, окруженная античностью. С бешельского порога можно посмотреть поверх толп и ползущих машин на свет, который просачивается со стороны Уль-Комы. Можно увидеть качающиеся головы улькомских гостей или возвращающихся соотечественников, колючую проволоку за центром зала, за пустой полосой между КПП. Если напрячь зрение, то можно заметить архитектуру самой Уль-Комы за огромными воротами, стоящими в нескольких сотнях метров дальше.
По дороге к Копула-Холлу я удивил водителя, приказав везти нас длинным, кружным путем, который вел через Карн-штрас. В Бешеле это ничем не примечательная улица с множеством магазинов в Старом городе, но она пересечена с небольшим перевесом в сторону Уль-Комы. Большее число зданий принадлежит нашему соседу: в Уль-Коме это историческая, знаменитая Уль-Майдин-авеню, которая выходит к Копула-Холлу. Мы, словно случайно, проехали мимо выхода из Копула-Холла в Уль-Кому.
Я развидел его, когда мы выехали на Карн-штрас – по крайней мере, демонстративно, – но, конечно, гросстопично рядом с нами стояли очереди из улькомцев и тек ручеек бешельцев с бейджиками туристов. Они входили в то же самое физическое пространство, по которому, возможно, гуляли еще час назад. Теперь они удивленно оглядывались, любуясь архитектурой Уль-Комы, увидеть которую раньше означало совершить пролом.
Рядом с выходом в Уль-Кому находится храм Неизбежного Света. Я много раз любовался им на фотографиях, и хотя развидел его, когда мы проезжали мимо, я знал про его роскошные зубчатые стены и едва не сказал Дегештану, что мечтаю поскорее увидеть это чудо. Теперь же я на полной скорости выехал из Копула-Холла, и свет – иностранный свет – поглотил меня. Я глазел по сторонам, оборачивался, чтобы посмотреть на храм через заднее стекло. Я внезапно, к собственному удивлению, оказался в том же самом городе, что и он.
– Впервые в Уль-Коме?
– Нет, но давно здесь не был.
* * *
В первый раз я проходил тесты много лет назад: у моей отметки о сдаче зачетов давно истек срок годности, и, кроме того, она стояла в уже недействительном паспорте. На этот раз я прошел ускоренный курс ориентации – двухдневный. На занятиях был только я и различные преподаватели – улькомцы из посольства в Бешеле. Погружение в иллитанский, чтение текстов по истории Уль-Комы, гражданская география, основные положения местного законодательства. Данный курс, как и наши собственные эквиваленты, в основном рассчитан на то, чтобы помочь жителю Бешеля справиться с потенциально травмирующим фактом самого пребывания в Уль-Коме, с необходимостью не-видеть места, где мы прожили всю жизнь, и видеть здания, которые мы не замечали в течение десятилетий.
– С появлением компьютеров акклиматизационная педагогика продвинулась далеко вперед, – сказала одна из преподавателей – молодая женщина, которая постоянно хвалила мой иллитанский. – Теперь у нас много продвинутых методов; мы работаем с нейрофизиологами, и так далее.
Я – полицейский и поэтому оказался в привилегированном положении. Обычные путешественники проходили бы стандартный курс обучения и потратили бы значительно больше времени на сдачу экзаменов.
Меня посадили в так называемый «симулятор Уль-Комы» – будку с экранами на стенах внутри. На них проецировались фотографии и видео Бешеля, на которых бешельские здания были выделены с помощью освещения и фокусировки, а их улькомские соседи сведены к минимуму. В ходе занятий преподаватели снова и снова меняли акценты на противоположные, чтобы на тех же самых изображениях Бешель уходил в тень, а Уль-Кома сияла.
Кто при этом не вспомнит истории, на которых выросли и мы, и, несомненно, улькомцы? Мужчина из Уль-Комы и девушка из Бешеля встретились в Копула-Холле и вернулись домой и поняли, что они живут – гросстопично – по соседству. Они жили в одиночестве, храня верность друг другу, вставали в одно и то же время, ходили по пересеченным улицам, словно супружеская пара, каждый – в своем городе, никогда не создавая проломов, никогда не прикасаясь друг к другу, не говоря ни слова. В детстве мы слушали сказки об отступниках, которые проламывались и уходили от Пролома, поселяясь в пространствах между городами – не экспатрианты, но инпатрианты, скрывающиеся от правосудия и возмездия, мастерски становящиеся невидимыми для всех. «Дневник инпатрианта» Паланика запрещен в Бешеле (и я уверен, что и в Уль-Коме тоже), но я, как и большинство людей, читал его в пиратском издании.
Я прошел тесты, наведя указатель мыши на улькомский храм, улькомского жителя и улькомский грузовик с овощами так быстро, как только мог. Задания были слегка оскорбительными: их создатели рассчитывали поймать меня на том, что я невольно увижу Бешель. Когда я впервые проходил подобный курс обучения, то ничего такого еще не было. Еще совсем недавно в ходе аналогичных тестов вас могли спросить об отличительных чертах национального характера улькомцев и предложить выбрать среди типичных изображений людей улькомцев, бешельцев и «других» (евреев, мусульман, русских, греков или людей другой национальности – в зависимости от общественных настроений того времени).
– Видели храм? – спросил Датт. – Вон там раньше был колледж. А это многоквартирные дома. – Он тыкал пальцем в здания и говорил, куда ехать, водителю, которого он так мне и не представил.
– Наверное, сейчас у вас необычные ощущения, – сказал он мне.
Да. Я смотрел на то, что Датт мне показывает. Конечно, все знакомые гросстопичные места я не-видел, но не мог не замечать их. Улицы, по которым я постоянно ходил, кафе, в которых часто бывал, – все это сейчас находилось рядом, но на заднем плане, в другой стране. У меня перехватило дыхание. Сейчас я не-видел Бешель. Я забыл, какой он; я пытался представить его себе, но тщетно. Сейчас я видел Уль-Кому.
Сейчас, посреди дня, все было залито светом холодного пасмурного неба, а не неоновыми огнями, которые показывали в многочисленных программах, посвященных соседней стране. Продюсеры этих телепередач, очевидно, считали, что нам будет проще представить себе другой город в кричащих красках ночи. Но этот пепельный дневной свет освещал гораздо более яркие и живые цвета, чем те, что были в моем Старом Бешеле. В наши дни Старый город Уль-Комы по крайней мере наполовину превратился в финансовый квартал: причудливо украшенные, крытые дранкой крыши соседствовали с отполированной до зеркального блеска сталью. Рядом с домами из стекла уличные торговцы и торговки в платьях, заплатанных рубашках и штанах продавали рис и шампуры с мясом модно одетым мужчинам и немногочисленным женщинам (мимо которых, в сторону более скромных бешельских зданий, шли мои ничем не выделяющиеся соотечественники, которых я пытался развидеть).
