– Почему бы и нет, Корви?
Я достал карту и убедился в том, что все мои документы – удостоверение полицейского, паспорт и виза – лежат во внутреннем кармане. Затем я прикрепил бейдж гостя к лацкану пиджака и вышел на холодную улицу.
И теперь меня там встретил неон. Меня окружали узлы и завитки, заслоняющие собой слабые огни моей далекой родины. Оживленные разговоры на иллитанском. Вечером здесь было гораздо более оживленно, чем в Бешеле. Теперь я мог смотреть на занимающиеся своим делом фигуры в темноте, которые до сих пор были для меня невидимыми. Я видел бездомных, спящих в переулках; они часто встречались в Бешеле в виде протубов, и мы привыкли их обходить или перешагивать через них.
Я перешел через мост Вахид; слева от меня проезжали поезда. Я посмотрел на реку; здесь она называлась «Шах-Эйн», Вода… пересекается ли она сама с собой? Будь я в Бешеле, как эти невидимые прохожие, то сейчас смотрел бы на реку Колинин. От «Хилтона» до Бол-Йе-ана путь был неблизкий, час вдоль шоссе Бан-И. Понимая, что я пересекаю хорошо знакомые мне бешельские улицы, сильно отличавшиеся от своих улькомских «топольгангеров», я не-видел их, но знал, что переулки в районе улькомской улицы Модрасс находятся только в Бешеле и что осторожно заходящие туда и выходящие оттуда мужчины – клиенты самых дешевых бешельских проституток, похожих на призраки в мини-юбках. Где находятся бордели Уль-Комы, рядом с какими кварталами Бешеля? Однажды, в начале карьеры, я охранял музыкальный фестиваль в пересеченном парке, и многие зрители были настолько обдолбаны, что начинали совокупляться друг с другом прямо там же. Мы с моим тогдашним напарником не могли сдержать смех, когда улькомские прохожие, которых мы пытались развидеть, в своей версии парка изящно переступали через трахающиеся парочки, старательно не-видя их.
Я подумал о том, не поехать ли мне на метро, ведь я никогда так не делал (в Бешеле его нет), но решил, что мне будет полезно пройтись. Я проверял свои знания иллитанского, слушая чужие разговоры; улькомцы, оценив мою одежду и манеру держаться, старались меня не замечать, но затем им на глаза попадался мой бейдж гостя, после чего они начинали меня видеть. У залов игровых автоматов, из которых доносился грохот, стояли компании молодых людей. Я смотрел на газовые комнаты – маленькие, стоящие вертикально дирижабли, которые удерживал на месте каркас из балок. Когда-то это были городские наблюдательные пункты, оповещавшие о налетах, но уже много десятилетий назад они стали просто ностальгическими архитектурными объектами, кичем, точками для размещения рекламы.
Зазвучала сирена, которую я быстро постарался не-слышать – мимо проехала бешельская полицейская машина. Я сосредоточил свое внимание на местных, которые быстро и невозмутимо давали ей дорогу: это был худший вид протуба. Я отметил Бол-Йе-ан на карте города. Еще до того, как отправиться в Уль-Кому, я думал о том, чтобы добраться до его «топольгангера» – соответствующей ему части Бешеля, чтобы случайно, одним глазком взглянуть на раскопки, но решил не рисковать. Я даже не пошел на границу района, где руины и парк чуть-чуть заходят в сам Бешель. Говорят, что там, как и в большинстве мест нашего города, связанных с античностью, нет ничего интересного: подавляющее большинство крутых артефактов находят на территории Уль-Комы.
Пройдя по заранее спланированному маршруту мимо старого, но построенного в европейском стиле здания, я увидел с холма уходящую вдаль улицу Тян-Ульма, услышал вдали (за границей, до того, как я подумал, что это нужно не-слышать) звон трамвая, который переезжал улицу в Бешеле – в полумиле от меня, в стране моего рождения. Я увидел месяц, под ним – плато в конце улицы, парк и развалины Бол-Йе-ана.
Их окружали заборы, но я находился выше и мог заглянуть за них. Ландшафт с деревьями и цветами – одни части парка были более дикими, другие более причесанными. В его северной части – в месте, которое я сначала принял за пустошь, – находились сами руины. Там были заросли кустарника, которые перемежались камнями разрушенных древних храмов, покрытые брезентом дорожки между навесами и модульными офисными зданиями. В окнах нескольких домиков еще горел свет. Виднелись следы раскопок: большинство участков было закрыто прочными навесами. Небольшие фонари на столбах освещали побитую морозом траву. Часть из них были сломаны и не отбрасывали ничего, кроме дополнительных теней. Я увидел ходящие фигуры – охранники, защищающие эти забытые, а затем снова обретенные воспоминания.
Кое-где прямо к зарослям парка и к мусору, оставшемуся от раскопок, выходили задние дворы домов (большинство – но не все – улькомские). Здания, казалось, теснили их, отталкивали историю. У раскопок в Бол-Йе-ане был приблизительно год, прежде чем его задушит растущий город: деньги пробьют ограждение из ДСП и гофрированной стали и, под официальные извинения и речи о необходимости в Уль-Коме (с вкраплениями Бешеля), вырастет еще один квартал офисных зданий.
Я нашел на карте Бол-Йе-ан и провел пальцем маршрут от него к офисам университета Уль-Комы, в которых работали сотрудники факультета археологии «Принца Уэльского».
– Эй. – Сотрудник милиции с рукой на рукояти пистолета. За спиной у него стоял его напарник.
– Что вы делаете? – Они уставились на меня. Милиционер, стоявший позади, указал на мой бейдж туриста. – Что вы делаете?
– Меня интересует археология.
– Ни хрена. Вы кто?
Щелчок пальцами – предъявите документы. Несколько не-видящих нас пешеходов-бешельцев, вероятно сами того не осознавая, перешли на другую сторону улицы. Мало что тревожит так сильно, как неприятная ситуация, разворачивающаяся рядом, за границей. Хотя было уже поздно, неподалеку находилось несколько улькомцев, но они предпочитали не слушать наш разговор. Кто-то остановился, чтобы посмотреть.
– Я… – Не договорив, я протянул им мои документы.
– Те Аддер Борло.
– Более-менее.
– Полиция? – Они в полном недоумении уставились на меня.
– Я помогаю милиции в рамках международного расследования. Советую вам связаться со старшим детективом Даттом из отдела убийств.
– Твою мать. – Они отошли, чтобы я не мог их слышать, и посовещались. Один из них связался с кем-то по рации. Было уже слишком темно, чтобы фотографировать Бол-Йе-ана камерой: камера моего дешевого мобильника это не потянула. До меня долетел мощный запах какой-то уличной еды: он уже начинал лидировать в качестве главного претендента на звание «аромат Уль-Комы».
– Порядок, инспектор Борлу. – Один из них вернул мне документы.
– Извините, – сказал его коллега.
– Все нормально. – Они – раздраженные – чего-то ждали. – Все равно я возвращаюсь в гостиницу.
– Мы вас проводим, инспектор.
Помешать им я был не в силах.
Датт заехал за мной на следующее утро, когда я пил в обеденном зале «традиционный улькомский чай», в который были добавлены сладкие сливки и какая-то неприятная пряность. Он обменялся со мной любезностями, спросил, как мне понравился мой номер. И только когда я сел в его машину и он рванул с места – быстрее и яростнее, чем вчера его водитель, – только тогда он наконец сказал:
