– Очень жаль. У вас нет выбора – я вас отсюда вытащу. Здесь я не в своей стихии, но…
– Что вы хотите сделать?
– Я собираюсь вытащить вас отсюда, вернуть на знакомую землю, туда, где я могу решать вопросы. Я собираюсь доставить вас в Бешель.
Она запротестовала. Она никогда не была в Бешеле. Оба города контролировал Орсини, за обоими наблюдал Пролом. Я прервал ее:
– А что еще вам делать? Бешель – мой город. Я не знаю, как устроена местная система. Здесь у меня нет контактов, здесь я не ориентируюсь. Но из Бешеля я могу вас вывезти, а вы поможете мне.
– Вы не…
– Иоланда, заткнитесь. Айкам, ни с места. – Мне нельзя было терять времени. Она была права: я не мог обещать ей ничего, только попытку ее вызволить. – Я могу вытащить вас, но не отсюда. Еще один день. Ждите здесь. Айкам, это все: больше ты в Бол-Йе-ане не работаешь. Теперь твоя задача – быть здесь и заботиться об Иоланде. – Он вряд ли сможет ее защитить, но своими постоянными вмешательствами в Бол-Йе-ане он непременно привлечет внимание людей. – Я вернусь. Понимаете? И вытащу вас.
У нее есть консервы, их хватит на несколько дней. У нее есть маленькая гостиная, она же спальня, еще одна комната, поменьше, в которой нет ничего, кроме сырости, кухня без электричества и газа. Туалет не работал, но день-два они протянут: Айкам набирал воду в ведра в какой-то колонке. Еще он купил кучу освежителей воздуха, и поэтому здесь воняло не так сильно, как могло бы.
– Оставайтесь здесь, – сказал я. – Я вернусь. – Айкам узнал фразу, хотя она и была на английском. Он улыбнулся, и поэтому я повторил ее с австрийским акцентом. Иоланда не поняла шутку. – Я вас вытащу, – сказал я ей.
Я немного потолкался в двери на первом этаже и нашел пустую квартиру. Когда-то давно в ней был пожар, и там по-прежнему пахло углями. Я постоял на кухне, посмотрел сквозь окна с выбитыми стеклами на самых стойких мальчиков и девочек, которые отказывались уйти из-под дождя. Я долго ждал, заглядывая в каждую тень, но, кроме детей, никого не увидел. Натянув рукава на пальцы, чтобы защитить их от осколков стекла, я выпрыгнул во двор. Если дети и заметили меня, то ничего не сказали.
Я умею проверять, есть ли за мной слежка. Я быстро прошел по извилистым тропкам, пересекавшим территорию жилого комплекса, мимо его мусорных баков и машин, граффити и детских площадок, пока не выбрался на улицы Уль-Комы и Бешеля. Я увидел, что здесь, кроме меня, есть еще пешеходы, с облегчением выдохнул и, как и все остальные, пошел целенаправленно, словно спасаясь от дождя. Я наконец включил телефон, и он с упреком показал мне, сколько сообщений я пропустил. Все они были от Датта. Я умирал с голоду и точно не знал, как вернуться в Старый город. Я стал бродить в поисках метро, но нашел телефонную будку. Я позвонил ему.
– Датт.
– Это Борлу.
– Твою мать! Вы где? Где вы были? – Голос у него был злой, но заговорщический; ответив на звонок, он заговорил тише, а не громче. Хороший признак. – Блин, я вам уже несколько часов звоню. Вы в порядке? Что происходит?
– Я в порядке, но…
– Что-то произошло? – В его голосе звучал гнев, но не только.
– Да, но я не могу об этом говорить.
– Да ладно, блин.
– Послушайте. Послушайте. Мне нужно с вами поговорить, но у меня нет времени на все это. Если хотите знать, что происходит, встретимся… я не знаю… – я полистал атлас, – …в Кайн-Ше, на площади у станции, через два часа. И, Датт, никого не приводите. Дело серьезное. Вы даже не представляете насколько. Я не знаю, к кому обратиться. Вы мне поможете?
Я заставил его ждать час и следил за ним из-за угла. Наверняка он знал, что я так и сделаю. Станция Кайн-Ше – крупный вокзал, поэтому на площади рядом много кафе, здесь работают уличные музыканты, здесь улькомцы покупают DVD и электронику в киосках. Топольгангерская площадь в Бешеле тоже не пустовала, поэтому не-видимые жители Бешеля гросстопически тоже были здесь. Я укрылся в тени одного из сигаретных киосков, сделанного в форме улькомской временной хижины – когда-то такие можно было часто встретить на болотах, где собиратели просеивали пересеченную грязь. Я видел, что Датт ищет меня, но прятался, пока не стемнело, и следил за тем, не звонит ли он кому-нибудь (он не звонил) и не подает ли кому-нибудь сигналы (не подавал). Наконец я появился в его поле зрения и стал равномерно помахивать рукой. Это привлекло его внимание, и я поманил его к себе.
– Что происходит, черт побери? – спросил Датт. – Я разговаривал по телефону с вашим боссом. И с Корви. Кто она вообще такая? В чем дело?
– Я не виню вас за то, что вы сердитесь, но вы говорите тихо, а это значит, что вы осторожны и хотите знать, что случилось. Вы правы: кое-что случилось. Я нашел Иоланду.
Когда он понял, что я не скажу, где она, он пришел в такую ярость, что стал угрожать международным скандалом.
– Это не ваш город, блин, – сказал он. – Вы приехали сюда, вы используете наши ресурсы, вы задерживаете наше расследование… – и так далее. Но он говорил тихо и шел вместе со мной, поэтому я дал ему немного выпустить пар, после чего стал рассказывать, как напугана Иоланда.
– Мы оба понимаем, что не можем дать ей гарантии, – сказал я. – Ни один из нас не знает, что тут происходит. При чем тут объединители, нацики, бомба и Орсини. Черт побери, Датт, вполне возможно… – Он продолжал молча смотреть на меня, и поэтому я добавил: – Все это, – я обвел взглядом окрестности, обозначая все, что происходит, – что все это связано с чем-то скверным.
Мы помолчали.
– Так какого хрена вы разговариваете со мной?
– Потому что мне нужен хоть кто-нибудь. Но да, вы правы – возможно, это ошибка. Вы – единственный человек, который может понять… масштаб того, что происходит. Я хочу ее вытащить. Послушайте: тут дело не в Уль-Коме. Своим я доверяю не больше, чем вы. Я хочу вытащить девушку и из Уль-Комы, и из Бешеля. И здесь я это сделать не могу – это не моя территория. Здесь за ней следят.
– Это мог бы сделать я.
– Вызываетесь добровольцем? – Датт промолчал. – Ясно. А я – вызываюсь. Дома у меня есть контакты. Когда так долго работаешь копом, непременно появляются знакомые, которые способны добыть билеты и поддельные документы. Я могу ее спрятать; я могу поговорить с ней в Бешеле, прежде чем отправить ее за границу, могу вытащить из нее еще что-то полезное. Нет, это не капитуляция, а ровно наоборот: если мы ее спасем, меньше вероятность, что нас застанут врасплох. Может, мы даже разберемся в том, что происходит.
– Вы говорили, что у Махалии есть враги в Бешеле. Я думал, что вы хотели упечь их за это.
– Нациков? В этом уже нет никакого смысла. Во-первых, все это уже далеко за пределами интересов Седра и его парней, и, во‑вторых, Иоланда у меня на родине никого не разозлила, она никогда там не была. Там я могу работать. – Более того, там я мог не просто работать, а потянуть за ниточки, просить об услугах. – Датт, я не пытаюсь вывести вас из игры. Если мне удастся что-то у нее узнать, я вам сообщу – может, даже вернусь, и тогда мы поохотимся на преступников. Но сначала я хочу вытащить отсюда эту девушку. Она напугана до смерти, Датт, и откуда мы знаем, что она не права?
