Файнон ответил на мою невысказанную мысль:
— Я так понял, там собирается какой — то фонд защиты дикой природы. Форма благотворительности дам высшего света, не только эльфийки, но и женщины.
— А, часом, у этого фонда нет эмблемы в виде ящерицы?
Файнон хмыкнул.
— Нет, я уже проверил.
По — хорошему, надо бы кого — то туда отправить, в этот театр, чтобы отловить миледи Глоудейл между делом. В приятной, так сказать, и расслабляющей обстановке, которую она предпочла атмосфере уединённой скорби. Также я хотел бы сам посетить госпиталь в Дублине и уточнить, о какой такой психогенной коме шла речь.
— Не желаешь приобщиться к прекрасному? — Спросил я у своего зама.
— Ну, нет. Давай тебя отправим, ты же у нас начальство. Раз уж Андархейн не нашёл подход, твоя очередь.
Так… Миледи Глоудейл подавай лорда, а Андархейн облажался…
— Придётся принести себя в жертву музыкальному искусству. Завтра вечером, говоришь? Только вот на такие мероприятия, как концерт Лондонского симфонического оркестра, билеты разбирают за полгода до события.
— Я думаю, если я позвоню министру культуры и скажу, для кого требуется билет, вопрос решится сразу. И… — тут Файнон опять выдержал паузу и продолжил притворно — равнодушным тоном, — я так полагаю, что билетов тебе нужно два?
Какой догадливый! В театр без дамы — ни за что.
Когда я после ланча сообщил Кэйли, что завтра с утра мы едем в Дублин, она забеспокоилась:
— А как же котик?
— Котик пробудет в одиночестве полтора дня, Брэйт его покормит и, я думаю, даже приласкает, как любая девушка, повёрнутая на котиках. Скажи мне лучше, есть ли у тебя вечернее платье. Завтрашний вечер мы проведём в театре.
Девушка покачала головой.
— Наверное, вы имеете в виду платье «в пол»? «В пол» нет, есть коктейльное, но оно до колен. Такие вещи я брала напрокат по необходимости.
— Рядом со мной нельзя появиться в платье, взятом напрокат. — Холодно заметил я. — Ты должна выглядеть безукоризненно. Значит, сейчас пойдёшь и купишь — неяркое, классическое вечернее платье.
— А можно с длинным рукавом? — Спросила Кэйли, бросив красноречивый взгляд на свои браслеты.
— Нет.
Если я иду в театр просто с девушкой, будет масса кривотолков и сплетен именно в эльфийской среде. Если с игрушкой в эльфийских браслетах — кого это волнует?..
— А может, вы всё-таки оставите меня с Пухом?
— Нет. Не обсуждается. В магазине скажешь, чтобы счёт переслали мне.
Вот теперь в голосе Кэйли отчётливо заколосились росточки раздражения:
— А не боитесь, милорд, что я разорю вас походом за платьем?!
— Исключено. Для этого нужно более затратное место, чем бутик женской одежды в Корке. К тому же, — поддразнил я, — если сумма счёта мне не понравится, я откажусь его оплачивать, и у тебя опять возникнут проблемы с законом.
Я был уверен, что она вспылит, но… Кэйли засмеялась. Не считая хихиканья вдвоём с миледи Пантисилеей, это был первый смех, адресованный именно мне. Негромкий, мягкий, женственный, искренний смех. Серебряный колокольчик, каким я его ещё не слышал.
— Хорошо, я попытаюсь держать себя в руках насчёт растраты. Вы отпустите меня на встречу с подругой в Дублине?
— Да. По приезду в Дублин мы сразу заедем в отель, затем я займусь своими делами до шести вечера. У тебя будет время на встречу, и на то, чтобы привести себя в порядок, а я заеду за тобой не позднее половины седьмого туда, куда ты скажешь. К этому моменту ты должна быть полностью готова…
В «Валькирии» достаточно места, чтобы расположить мой портплед для смокинга и чехол для платья Кэйли. Я видел платье на ней лишь мельком, когда девушка сбросила мне на айтел фото из примерочной, будучи уже в полном вечернем облачении — в туфельках и с маленькой сумочкой. Да, платье красивое и хорошо сидит, но мне некогда было присматриваться по причине занятости. Согласовал на завтра встречу с профессором — психиатром из Эльфийского госпиталя, обсудил с Файноном нюансы работы с приезжим Светлым, созвонился с ребятами, уехавшими в Уэстмит.
К вечеру стало ясно, что учёные, отбывающие срок в Уэстмите, не входят в контакты Армлона. Они слышали эту фамилию, — не могли не слышать, поскольку сфера научных интересов совпадала! — но лично знакомы не были. Ценным открытием стало свидетельство, что Маргарет О'Доэрти состояла в постоянной научной переписке с эльфом. Однако, на момент изъятия электронной документации, фамилия профессора нигде не фигурировала, это абсолютно точно. Выходит, все следы общения женщина удалила задолго до ареста, и не зря. Каким — то образом этот профессор был замешан в деле Dоrcа Clоch.
Ничего не попишешь: теперь эту ниточку нужно раскручивать с нуля.
Ещё один момент: Маргарет, естественно, лишили возможности контактов и переписки на ближайшие пять лет. Но ей был разрешён заказ научной литературы раз в квартал, а книги она предпочитала бумажные. Каждая партия книг, конечно же, добросовестно осматривалась, все они приходили в герметичной упаковке. Очередная посылка из книжного магазина была доставлена за сутки до гибели женщины. Совпадение?.. В отчёте о внутреннем служебном расследовании нет никаких дополнительных указаний. По причине смерти заключённой и при отсутствии у неё родственников все личные вещи были уничтожены.
Сейчас уже невозможно установить, было ли что-то в книгах, и что это могло быть…
С утра состоялось драматичное расставание Кэйли с котёнком. Чёрно — белое недоразумение было зацеловано и затискано, как будто его хозяйка собиралась в долгую поездку на полгода, тогда как нам предстояло вернуться максимум к трём часам пополудни на следующий день.
В Дублине было дождливо и пасмурно, но, как всегда, погода совершила очередной финт, и небо просветлело к тому моменту, когда я привёз Кэйли в район Гранд Канал Док.
— Тебе нужно куда — то еще или ты останешься у подруги?
— Нет, милорд, не нужно. Меньше всего я хотела бы встретить кого — либо из знакомых.
Судя по расположению розового огонька на экране моего айтела, на который я несколько раз смотрел в течение дня, девушка действительно не покидала квартиру.
В Эльфийском госпитале меня ждал врач, производивший вскрытие тела Меллана Глоудейла. От врача я не узнал ничего нового и поспешил на встречу с профессором психиатрии.
— Я предполагаю, милорд Эльдендааль, — начал он свои пояснения, — что милорд Глоудейл действительно стал жертвой нейролингвистического программирования. Я не знаю, был ли пострадавший гипнабельной
[65] личностью и насколько… Но, как мне кажется, к нему успешно применили технику «якорения».
