— Желаемое, Кэйли. Не пытайся обмануть ни меня, ни себя.
Она запускает пальчики с острыми ноготками мне в волосы и тянет к себе с неожиданной для своих хрупких тонких рук силой. Я целую её в губы глубоко и долго, до тех пор, пока не замечаю, что девушка резко вдыхает носом воздух, потому что ей его не хватает.
Тогда я отпускаю её, и она откидывается на подушки в полном изнеможении, расслабляясь и предоставляя мне абсолютную свободу действий. Это самое лучшее, что ты могла сделать, Lеаnbh.
Успокаивающие, мягкие поглаживания моих рук сейчас обволакивают её тело, добираясь до самых чувствительных местечек. Прекрасное дополнение к поглаживаниям — поцелуи, от быстрых и лёгких, до жёстких, граничащих с укусом. Мой язык настойчиво прошёлся по вершинкам её сосков, в ложбинке между грудей, по животу и вокруг пупка, заставляя дрожать и плавиться от истомы.
— Но я думаю, Кэйли… — бархатисто мурлычу я, добираясь до аккуратно подстриженной полоски волос на лобке, — самое вкусное место, всё-таки, тут…
О' да! Не только самое вкусное, но и давно уже влажное.
Приподнимаю бёдра Кэйли, вхожу в неё плавным толчком, глубже и глубже, чувствуя, как она принимает меня, раскрываясь навстречу. Я начинаю двигаться достаточно быстро, вбивая в неё свою плоть, стирая и поглощая очертания её тела своим телом, сливаясь с ней в одно целое, подчиняя и вознося одновременно.
— Морни… — еле слышно шепчет она, закрывая глаза и комкая в кулачках шёлк простыни.
С каждым пронизывающим толчком Кэйли всхлипывает, желая освободиться от напряжения, подводящего её к вожделенному финалу, но я тут же сбавляю темп, не позволяя перейти этот последний рубеж наслаждения.
— Тá sé gо luаth, Lеаnbh
[67].
— Ах-х… — разочарованно выдыхает моя умненькая и хорошенькая, и такая горячая в постели девочка.
Пшеничная коса давно растрепалась, щёки пылают, над верхней губой выступили крохотные капельки пота. Я наклоняюсь и слизываю их. Кэйли снова выдыхает моё имя, и этот выдох — не что иное, как та самая просьба о пощаде, которую я хотел услышать.
А вот теперь уже можно. На секунду я замираю, чтобы дать ей перевести дыхание, а затем мягко отступаю только для того, чтобы вонзиться снова. Тело Кэйли ждало именно этого сигнала: девушка выгибается подо мной, вскрикивая, и теперь её острые ноготки достаточно чувствительно вонзаются мне в спину — не столько больно, сколько возбуждающе. Котёнок выпускает коготки… Возможно, в следующий раз я зафиксирую её браслеты и отучу царапаться, но сейчас это меня забавляет.
Я наращиваю темп, стремительно приближаясь к разрядке, и… вот уже Кэйли кончает второй раз, вместе со мной. Это миг наивысшего удовлетворения и восторга — не только физического, но и эмоционального, — осознание того, что ты управляешь наслаждением партнёрши. Мужское превосходство? Да сколько угодно!..
* * *
Вибрирующий гудок айтела пробудил меня от сна. Я осторожно выбрался из сплетения конечностей Кэйли, которая теперь сложила на меня все лапки, и верхние, и нижние (это кто у нас, чья собственность, интересно?) и взял трубку.
— Морни? — Услышал я голос Лиама. — Где ты сейчас?
— В Дублине. В отеле.
— Не один, я полагаю?
Что за странный настойчивый тон?!
— Представь себе, не один. — Буркнул я, понимая, что Андархейн не станет будить меня в… во сколько, кстати?.. в половине пятого утра, чтобы выяснить моё местоположение.
— Догадываюсь. Со своей игрушкой?
— Вполне возможно. Позже позвонить не мог?
— Не мог. — Уныло согласился Андархейн. — Накануне ты общался с леди Глоудейл?
Я почувствовал недобрый укол тревоги.
— Общался. Что ты такого ей сказал, что она едва не кидается на окружающих?..
Лиам хмыкнул, но как-то невесело.
— Теперь это неактуально. Что такого сказал ты, что после разговора с тобой эта… м — м — м… чокнутая стерва вешается на люстре в собственном номере?..
За вырвавшееся словесное упоминание о детородном органе Ллос мне запросто отрезали бы язык, выскажись я так до Переворота.
— Когда? — Быстро спросил я.
— Недавно. Я только приехал в «Латтрелстоун»
[68]. Здесь уже работают эксперты и мой дознаватель. Давай и ты приезжай, мне всё равно нужны твои показания, а именно — содержание разговора.
Я начал одеваться, прижимая трубку ухом к плечу. Потом сообразил, что пытаюсь натянуть брюки от смокинга, и тихонько выругался. Обычный костюм висит в шкафу.
— Кто обнаружил тело?..
— Обслуга номеров. Леди Глоудейл оставила в лобби пожелание, что будет пить кофе строго в три часа. Горничная принесла как раз по времени, а дверь номера была не заперта. Полиция людей уже поставлена в известность, но это в рамках нашего дела, так что им тут ловить нечего. Пока у меня нет никаких подробностей, сам только приехал.
— Откуда знаешь про меня?
— Показания свидетелей. Я уточнил у Миенфильда, точно ли ты был в театре, и он подтвердил.
Уже и свидетелей нашли!
— Ну, тогда свидетели должны были подтвердить, что я был нежен со злобной чокнутой стервой до неприличия.
— Подтвердили.
Да уж, это она кричала на всё фойе, а не я.
Также верно и то, что я не покидал «Меррион». Мнением Кэйли никто интересоваться не станет, в своём нынешнем положении она не имеет права быть свидетелем относительно действий своего хозяина… А отель смешанный, для людей и эльфов, и потому камеры наблюдения с биометрическими сканерами, распознающими лица, присутствуют не только в у входа и в лобби, но и на каждом этаже. С момента возвращения с концерта из номера я не выходил.
О «Латтрелстоуне» так не скажешь. Эльфийский отель для знати, постояльцы в котором помешаны на приватности. Никаких камер.
Чтобы такая особа, как Тилэйт Глоудейл, решила свести счёты с жизнью? Такое даже заподозрить невозможно, а не то, что поверить.
— Я еду. — Сказал я Лиаму, который одновременно выговаривал кому — то за «редкую безрукость и непрошибаемую тупость».
Тронул мирно спящую девушку за плечо. Помнится, в первое утро нашего знакомства она говорила, что якобы спит довольно чутко. Да ничуть не бывало! Спит она, по-моему, как сурок на зимней лёжке.
— Кэйли…
Она, наконец, приподнялась на локте, сонно потягиваясь.
— Я уезжаю по делам. Думаю, вернусь часа через три. Если что — здесь принято заказывать завтрак в номер.
