Мы с Кенхельмом застали финал его выступления:
— … таким образом, мы располагаем огромным набором инструментов и психотехник, которые работают с формой, начисто игнорируя содержание. Специалиста не интересует, почему это работает, его задача — понять, как применить то, что будет работать. Не мне вам объяснять, что для науки психика представляет собой чёрный ящик иллюзиониста, в котором невозможно постичь процессы, наблюдая со стороны. Проблема в том, что в этот ящик можно вкладывать разные объекты, рассчитывая на предсказуемый результат фокуса… Но если вы не знаете законов, по которым работает ящик, результат может быть не предсказуем…
Энтони Бьюкен, пятьдесят восемь лет, разведён, является практикующим клиническим психиатром и гипнотерапевтом, возглавляет кафедру нейробиологии в Стерлингском университете, читает «выездные» курсы лекций и в Ирландии, и в Шотландии — причём как в человеческих учебных заведениях, так и в эльфийских.
С первого взгляда на этого собранного, подтянутого, спортивного вида мужчину крепло чувство уверенности, что он готов отвечать за каждое произнесённое в докладе слово. Профессионализм же всегда вызывает уважение. Посыпались вопросы, на которые Бьюкен отвечал еще минут сорок. Потом пришло время перерыва, когда у меня появилась возможность представиться докладчику. Первая реакция на мою фамилию и должность — спокойное, вежливое удивление, — также внушала симпатию.
Я сразу обратился к интересующей меня теме. Лорд Кенхельм внимательно слушал, не встревая в разговор.
— Так можно ли так запрограммировать работу мозга, чтобы в определённых условиях или при наличии вербального
[75] стимула организм пришёл в полный физиологический диссонанс?..
Энтони Бьюкен даже раздумывать не стал.
— Да. — Просто ответил он.
— И кто, по вашему мнению, может такое совершить?
Спокойное лицо без всяких признаков волнения, очень открытый взгляд карих глаз.
— Я могу, милорд Эльдендааль. Но я давал клятву Гиппократа, поэтому «могу» — сказано только в отвлечённом, теоретическом смысле. Для любого врача, независимо от видовой и расовой принадлежности, жизнь — священна. Применение подобной психотехники идёт вразрез с представлениями о ценности жизни.
Хочется думать, что он сам верит в то, что говорит. Ценность жизни не рассматривается там, где крутятся другие понятия — например, власть или же большие деньги.
Во взгляде психиатра появилась задумчивость.
— Мой наставник, увы, ныне уже покойный, всегда приводил мне крайне негативный пример. Одна из ординаторов эльфийской клиники, где он проходил стажировку, применила такой вот скверный приём по отношению к предполагаемой сопернице: как только у несчастной доходило дело до момента поцелуя с объектом страсти, у неё начинался приступ рвоты кровью. У злоумышленницы был недюжинный талант, правда, мой учитель называл его… дьявольским. Ей хватило всего трёх пятиминутных сеансов и установки на слово «поцелуй»… Я не знаю подробностей, как всё это открылось, — человека в подробности никто не посвящал, — но состоялось служебное расследование и, как следствие — увольнение без права заниматься медицинской практикой. — Откашлявшись, Бьюкен добавил. — Если не ошибаюсь, история имела место лет так пятьдесят назад.
— Спасибо, профессор, история крайне интересная. — Я нисколько не лукавил, произнося эти слова. — Вы, конечно, не знаете имени эльфийки?
— Увы, нет, милорд. Вроде бы, это была взрослая Тёмная эльфийка, описанная моим учителем одним словом: «красивая». — В голосе Бьюкена прорезалась вполне понятная ирония, пойди — ка и найди некрасивую эльфийку. — А вот клиника… по-моему, в Элгине
[76].
Это было уже что-то. На прощание мы обменялись рукопожатиями, и я действительно был благодарен за полученные сведения. Завтра надо будет сделать запрос…
Официальная программа дня была исчерпана. Я спросил у моего спутника, что тот думает по поводу ирландского красного эля
[77].
— Не пробовал! — Честно сознался Кенхельм.
— Хотите исправить упущение? Рабочий день закончен.
— Не стану отказываться. Наслышан — надо проверить лично.
— Тогда снимайте галстук, коллега, едем в паб.
Пабы в Ирландии — особое место. Считай, культурный феномен — без громких слов. Паб — не просто питейное заведение. Это место общения, обмена новостями и сплетнями, место вечернего отдыха, а если речь идёт о сельской местности — единственное место сбора для мужчин, почитай, второй дом. Быть в Ирландии и не прийти в паб — на это даже Светлые эльфы не способны!
Из Эльфийского квартала я направил «Валькирию» на Графтон-стрит, на одну из платных парковок.
— Мы пойдём не в эльфийский паб, а в общий. Есть тут один уютный уголок.
Паб в большинстве районов Дублина — заведение межрасовое. Бывает, конечно, всякое, но серьёзное выяснение отношений — большая редкость. В здравом уме человек не станет драться с взрослым эльфом — сила и скорость реакции не те, но в подпитии возможно многое, вплоть до ирландской розы
[78] в подарок. Вообще же, к одиннадцати вечера в большинстве заведений продажа алкоголя заканчивается, а многие так и вообще закрываются.
Будучи за рулём, я могу позволить себе две-три пинты
[79] эля абсолютно спокойно. Организм эльфов действительно по — другому метаболизирует алкоголь, нежели человеческий, так что уже через два часа в крови не останется даже следовых количеств, тем более, если прогуляться пешком.
Кенхельм с любопытством бросил взгляд в сторону бронзового памятника, мимо которого мы проходили, собираясь свернуть на одну из боковых улочек. Памятник изображал девушку в старинном платье, катящую перед собой тележку с морепродуктами.
— Местные жители называют её «Шлюха с тележкой»
[80]. Я не интересовался подробностями, но дублинцам, разумеется, виднее.
