Частенько вставал он с утра пораньше и неуверенно становился в воздухе Биркенау, противостоя ледяным ветрам, что проносились меж бараков, внутренне готовя себя к задаче грянуть в утренний колокол, прекрасно зная, что меланхоличные перезвоны его ужасом разбередят прерывистый сон лагерников, приращенцев и лежней, издыхавших на своих шконках, начеку даже к малейшему проявленью сочувствия. Те же, кто лежал на нижних нарах, мертвые, как бараньи отбивные, ночами утапливались нескончаемым паденьем экскрементов, сочившихся с уровней над ними.
– Гореть буду в аду – но гореть я хотя бы стану за Хитлера.
Намертво в полночь того Рождества Экер – подбородок его покоился на костлявых руках – наблюдал из окна своей спальни за звездозаполненными небесами: те мерцали над ним, как волшебный плащ Менгеле. На живые миры Барсума, Оза и Мелнибонэ падали снежные хлопья. Ожидая, он слышал, как резко вдыхают воздух человечьего мира Легкие Функционеров, и внутри ему становилось тепло. Сколь ужасна ни была б эта земля, в ней еще оставались приключенья для дерзких сердцем и истинных намереньем. Вскоре, рассчитывал он, Планета Аушвиц возобновит свою орбиту и вернет земле страдающее красное свое благословенье. Тогда они с Менгом вновь станут блистающими существами в нужном времени и, что гораздо важней, в нужном месте.
– Ты меня понял? Дионис против Христа.
Книга 3
Крещены кровию мильонов
Роман о ебаном ужасе холокоста
Книжное производство по стандарту военной экономики.
Книга сия оттиснута в полном соответствии с одобрен ными свыше требованьями экономии.
Особое спасибо Джону и Морин Дэйви – и нашему доброму другу Крису Гуидио.
Друзья, коль вы взялись за ету книгу,
Не стоит в ней искать дурные фразы
И рожу корчить, как гнилую фигу:
Ведь нет в ней вовсе никакой заразы,
Да и к добру ведет она не сразу…
Раблэ
Я взял на себя смелость подписать сию книгу своим именем, хотя даже поверхностное ознакомленье с нею ясно проявит в тексте почерк и рассудок лорда Хоррора. Объяснить етого я не в силах. Долгие часы сидел я и записывал сию зловонную историю неуместного бахвальства в полном одиночестве.
Глава первая
Лорд Тряски представляется сэру Озуолду Моузли и встречается с Хорлой и Пламенными Семитами в воздухе. «Прибит проклятьем к Иксиона колесу. Его круги несут меня, несут!..»
И вот с говорильнею покончено, слово письменное – единственный способ выраженья, что мне остался. Поетому и начинаю я рассказ.
Не в силах припомнить – после такой-то вечности – точную дату своего «рожденья», ибо родился я в полной готовности и уже купаясь в сияньи эрзац-юности, когда приобрел за пенни свою первую «ЧОРНУЮ РУБАШКУ» у Озуолда Моузли
[2].
Тем утром он в первый и последний раз поименовал меня «сэром».
Но что было, то было. Я восхищался стоявшим предо мною человеком, который протягивал мне теплую руку и засим крепко схватился за мою.
По извращенному капризу я вырядился в кайзеровы цвета – мундир из спермы, шелка и пряностей, пошитый мне на заказ «Красавцем и Перчаткою» с Бонд-стрит, а на голове у меня имелся лихой гусарский кивер с пером.
– Ваша репутацья вас обгоняет, сэр, – сказал Моузли, и в голосе его слышалась некая толика иронии, хотя тоном он говорил вполне дружелюбным.
– Мартышку узнают по окрасу, – отвечал я. Во мне жило яростное желанье. Однако же я сокрыл страсть свою манерами.
Онъ рагу изъ убійцъ съ аппетитомъ поѣлъ,
«По ирландски» мятежника также отвѣдалъ,
И, покушавъ сосисекъ изъ мяса жида,
Что убилъ самъ себя, – сталъ онъ думать: «Куда?..»
[3]Моузли цитирует Байрона – сие не удивляло (меня). Сам я больше склонялся к Вергилью и Горацью. Эта причудь, полагаю, поначалу нас и связала.
– Верней сказать – откуда вы, – подхватил я, приуготовляя собственную руку, – и где расписаться?
Он улыбнулся, затем подтолкнул ко мне документ, на коем под заголовком «Лига нацьональных соцьялистов» был вытиснен его новый герб. Под эгидою Рэмзи Макдоналда сэру Озуолду недавно дадена была синекура Канцлера Герцогства Ланкастерского.
Я поставил свою подпись рядом с таковою же Моузли, преднамеренно столкнув свое имя с его. С моей стороны то была хитрая уловка связать воедино наши судьбы, сколь преходящим ни окажется наш союз.
Завершая автограф естественным пышным росчерком, я отчетливо молвил:
– Любовь к отчизне не терпит чужеземцев. Фашизм есть будущность Англьи – в сем можете даже не сомневаться. Для меня нет предмета более чарующего, нежели господство фашизма на мировой политической арене. Я превозношу тот террор, что за ним последует. И здесь, в гордом Мэнчестере, куда ИСПОД явился со всех краев земли обосноваться, гнездиться и вырывать корки изо ртов народа нашего, лишь каменное сердце встанет стеною против их устремленья. Лишь сэр Моузли, Князь Фашисти, сумеет остановить сию чорную мировую спермь!
У пламени битумного угля в очаге от слов моих, казалось, добавилось яркости. Сэр Озуолд хлопнул в ладони.
– Отлично сказано, друг мой. – Хоть он и болел флебитом, явно видимым всем, имеющим глаза, радость его от моего пиетета развернула его здравье спиралию полного цвета. Люди в конторе Моузли зааплодировали моей позицьи без двуличья.
Когда ж я окинул взором своим небольшое собравшееся общество, в тот день там оказалось множество знакомых мне лиц. Томми Морэн. Маргарет Кэрнз Уайт. Э. Г. «Мик» Кларк, Идол Бетнэл-Грина, который недавно вместе с борцом-интеллектуалом Рейвеном Томсоном набрал 23 процента голосов по Северо-Западу Бетнэл-Грин при выборах в Совет Лондонского графства. Джин Форестер, вожак Женщин-Чорнорубашечниц Халла. Легендарный Джон Чэрнли. Джон Бекетт, бывший ЧП
[4] от лейбористов, достигший нацьональной известности, когда поднял с места в Палате общин Булаву Спикера в знак протеста против правительства – пылкая личность, твердокаменный антисемит
[5] и человек, коего впоследствии я буду горд называть своим другом.
Также присутствовали Алек Майлз и Алекс Брод, носивший на своей форменной чорной рубашке крылья Королевских ВВС. Равно как и Дик Беллами, Нацьональный Инспектор, работавший в конторе по соседству, на Коронейшн-стрит: он выступал Парламентским Кандидатом Моузли по северо-мэнчестерскому избирательному округу Блейкли, сей жопе Севера Англии. В юности своей Дик вел жизнь, полную приключений, сперва – юным колонистом в австралийской глуши, затем кофейным плантатором, работавшим среди людоедов в Новой Каледонии. О тех волнительных временах он рассказал в двух своих автобиографических работах: «Подлинные южные моря» и «Подпорченное блаженство в Меланезьи».
