Собака резко испуганно засопела, после чего, откинув назад плечи, словно сбрасывала с них оперную накидку, подалась пригнутой головою вперед. Из пасти ее исторгся пронзительный высокий вой, и сама она вскочила на задние ноги, возвысившись над людьми, а на челюстях ея вспенился тухлый синий коагулянт. Выгнувши назад могучие плечевые мышцы, стряхивая с груди крупицы крови, обнаживши ряды-близнецы изувеченных сосцов. Из сих готовых сосцов, возбужденных средь рябых ореолов, сочилось млеко зеленоватого оттенка мазка.
Внезапное сие движенье явило мне крупное, растянутое беременное пузо – белей даже всего остального мерзкого ея тела, – а что еще любопытней, явило и значительное количество крови, что изрисовывало сей живот наподобье вильчатой орхидеи, взбегавшей набрызгом вверх от щели меж ея ног.
Действия мои были необдуманны и в целом подстегнуты, а также, ощущал я, ожидались всем сборищем. Быстро выхватил я бритву с костяною рукоятью из ленточных ея ножен в моем кивере и одним решительным взмахом кесарнул сие непристойное брюхо от нижней ключицы до мисс Возложихуй, высвобождая пенистый стюдень, что ринулся вперед, аки масса переработанного мяса – «горячесобачьего» или же «спама», – и густым пудингом веществ осел мне на ляжки. И тут еврейский карлик – Хорла, – распространяя вкруг себя единственный свой защитный костюм из менструальной крови, шагнул, ноги-враскоряку, из раззявленного сего живота с видом Мейфэрского манекена на «La Grande Jatte».
– Хорла, Хорла, Хорла, – зашепталось ужасной литанией все общество.
– Сегодня средь вас явился человек чести. – Хорла встал, увещевая нас в своем ярком шевелящемся наряде. – Шапки долой, истинно реку я вам, долой шапки пред тем, кто вас несоизмеримо превосходит! – Сей мелкий entantret, сукою рожденный, мог бы давать Моузли уроки спеси.
Тут на собаку приступами напала дрожь. Ливер мортис, цвет смерти, подпалил красным ея ляжки, и она улеглась в собственном своем пролитом мясе, безмолвная и каталептичная.
Чтоб быть уж до конца справедливым и точным, не вижу причин тому, что акт убийства может вызывать у кого-то отвращенье. Сие так же естественно, как осведомляться, который час. В сем мире существуют сериозные количества людей, заслуживающих того, чтоб их убили. Не то чтоб людьми они были плохими, нет – они просто-напросто есть; безотчетно бесполезные, они преследуют свои бессмысленные интересы: огородничество, романтические отношенья, стряпня, отпуска, спорт. От их способности к банальному спирает дух. И кого после сего будет удивлять растущее число убийств? А какие еще практичные решенья есть у вас? Факт остается фактом: большинство людей не заслуживает жить.
Неотвратимость конфликта.
Люди меня упрекают в том, что я не проявил большей твердости. Как будто бы ето я, в своем пальто с золотым позументом, нес ответственность за Kristallnacht. Не зевать, как не зевает львиный зев! – der Jude был моей бинарной оппозицьей. Сие сохранилось в истории, и я не стремился сокрыться от импликацьи. Жизнь никогда не бывает проста. Я же не Сэмюэл Бекетт, кто прятался в «свободной Франции», яко мудь. Когда меня приперли к стене, билетик, врученный мне, нес на себе названье пункта назначенья: «Ручей Поттоуотоми», тисненье красным. Но мне ведома была и реальность повозвышенней – Предприятье Элиминацьоналиста. Видите ли, я унаследовал источник пагубных свойств der Judes – дегенеративных, дегенерирующих и деторастляющих – и к тому ж носил святой мундир.
Из моей репутацьи проросло общее удовлетворенье.
– Пред вашим достославным несравнимым – сымите головной убор, – повторил Хорла непосредственно мне; голос, исходящий из столь малого существа, тамбуринно звучал в стиснутых пределах нашего кабинета.
– Разумеется, – ответствовал я, не делая ни малейшего движенья к своему киверу. – Вы совершенно правы, – рассмеялся я. То было начертано в снегу.
– Так, значит, я – среди саврасов безуздых! – Трепетливою листвой кровь спорхнула с Хорлы. – Тогда, забулдыги и беспелюхи, прошлое почти что выскользнуло из реальности.
Существо, казалось, слегка отвлечено такою сценою, да и кто его за сие упрекнет? Окружающая почва под ногами представляла собою бойню в миньятюре – полный фейский прудик крови и кости, восторг моей души. Материно дыханье по-прежнему зримо висело в воздухе. Онемелый и верблюжьеокий, мистер Браерли стоял поблизости. Двое из сопровождавших его неблагопристойно лишились чувствий и лежали в помоях, скрестивши длани.
– Вас должна заботить лишь поэзья настоящего. – Моузли небрежно откупорил банку поносного пиваса «Калвертс целиком», осушил половину ея содержимого громадным глотком и обратился ко мне: – Не так ли?
Он думал, что во мне найдет прозелита. Но в тот миг целям моимболее подобало молчанье.
– Говорят, последний танец – лучший. – Маргарет Уайт взяла с «тантала» хрустальный графин с бренди и извлекла из него пробку. Она разделила крупные порцьи его средь нас всех, добавляя аэрированную воду из газогена.
С Маргарет Уайт я намеревался отправить Навуходоносора на вечный выпас.
Хорла открыто нес на себе сиянье братства и доброжелательности. Я принял у мисс Уайт стакан, ахнул от бренди-сырца и произвел шаг вперед, словно бы взыскуя понимающей публики.
– Существует только что Опубликованная Книга (упомянутая в «Acta Eruditorum»), в коей Автор ее (Вихард Вальвазор) сообщает, будто некий венецьянский ЕВРЕЙ надоумил его (токмо он не последовал тем Наставленьям), как создать Волшебный Бокал, коий будет представлять любую Личность либо вещь сообразно его возможному пожеланью.
Постепенно, по мере того, как все больше собачьей крови покидало коренастое власатое тело Хорлы, существо сие являлось нам. Под опускающимися лигроиновыми лампами, кои, расположившися в сей части комнаты, подале от окон, не гасились, мопсовая глава его, казалось, вся покрыта щетиною медленно шевелящихся неотесанных влас. Зеницы воровато бегали под костным лбом, нависавшим над еврейским клювом. Не то чтобы нам требовался ключ к его происхожденью. Стигмы жида ясны были во всех его чертах.
– Естьли Кудесник посредством Зачарованного сего Бокала на такое способен, то через содействье Беса может он вынуждать и ложные Представленья о Людях и Вещах отпечатываться на Воображеньях околдованных Личностей; Кровь и Дух женщины, оплодотворенной БЕШЕНО-ПСОМ, тем самым отравляются сими странными Впечатленьями, между прочим производимыми на Воображенье: пусть введут кого в Комнату, где имеется Глядильное Зерцало, и он (будучи к нему подведен) не токмо скажет, но и поклянется, что видит ПСА, хотя по правде говоря, никаких ПСОВ может и не быть окрест него на 20 Миль; и не возможно ли тогда станется ПСАМ АДА отравлять Воображенья ничтожных Существ с тем, дабы все они поверили, а также поклялись, будто подобные Личности наносят им вред такой, что никогда прежде не наносилось?
Выраженья благорасположенья, улыбчивого замешательства и общего удовлетворенья, наблюдаемого на физиономьях присутствовавших, казалось, понудили Хорлу на миг умолкнуть.
