Казалось, на сем всё.
– Im Westen Nichts Neues
[7], – произнес я.
– У него нет времени Стоять и Пялиться, – подчеркнуто рек мне сэр Озуолд. Что, должен признаться, мне в тот миг никакого удовлетворенья не даровало.
Моузли теперь располагался у окон. Плотно сжатые облака вздымалися, подобно парусам пиратских галеонов у него за спиною, и я рассеянно следил за их перемещеньем, а они прорастали шишками и истекали сливками по всей синеве небес. Я действовал решительно. Но вот Моузли уже стоял подле, и лицо его накинулось на мое. Для воздействья я собрал все свое вниманье.
– Теперь, раз вы уже в Реестре, – беспрекословно заговорил он, – быть может, мы бы могли предложить вам пост, более подходящий для ваших талантов? – Он кивнул Маргарет Уайт. – Вы так не считаете?
– Считаю, – ответствовала та, глядя на него пламенным взором.
Моузли расхохотался и сказал ей:
– Вы б лучше хоть немного румянцем залились.
Я оправил на себе гусарский кивер.
– Имейте в виду, прояви́те немного собаки-на-сене, – обратилась ко мне Маргарет без единого следа затаенной ненависти.
– Вот вам пожалте, – с нажимом сказал мне Моузли. – Стратегия моя проста и обычна. Можете начинать вещанье с нашей радьостанцьи в Челси в ЧОРНОДОМЕ хоть тотчас. – И опять-таки, со всем мыслимым товариществом Моузли возложил на меня свои длани. – Миллионы жаждут узнать о Нацьональном Соцьялизме – они и станут вас слушать. Жажда нацьи велика, и естьли я не ошибаюсь, вы и есть тот человек, кто передаст наше посланье английскому народу. Сей медоточивый чарующий ваш выговор в итоге останется в выигрыше, я уверен, как он уже покорил здесь Маргарет. Вы станете легендою британского радьо.
Вновь я не ответил ничего.
– Что скажете?
Безошибочно сэр Озуолд сызнова прочел мои мысли.
– Правительства станут бояться вашего влиянья, средства массовой информацьи назначат вас на лордство. Естьли за вами будут стоять Нацьональные Соцьялисты, Хитлер – как придворный благодетель… – Он приуготовил меня для удара исподтишка, лисье личико его взблестнуло великолепьем, и я затаил дыханье. – …а за спиною у вас – «Громилы» Моузли, то как же вам не преуспеть?
– Как же вам не преуспеть? – верным эхом вторил ему Томми Морэн. На его массивном лице сияло ожиданье.
Вопрос был риторическ, но я незамедлительно ощутил, что Моузли прав; радьо станет моим фортэ, оно подобает мне, аки пресловутая перчатка, сие идеальная среда для распространенья моей конкретной проповеди Нацьонал-Соцьялизма. В выступленьях пред публикою я преуспевал, я мог трубку самого Диавола раскочегарить до восторга, и телевиденье в самом деле способно было точно отразить мою витиеватую личность; однакоже в той среде всегда собиралося чересчур много мартышек, отвлекающих от сути моего посланья. Радьо же даст мне возможность затронуть душу нацьи непосредственно. Есть нечто духовное в бестелесном человечьем голосе – он сосредоточивает ум; Сэмюэл Бекетт сие знал.
Йозеф Геббельс, человек со Всесторонними Устами, родившийся в деревеньке Убах-овер-Вормс, в Голландии, обуздал разлив помойного презренья к das]udentum на «Станции РайхРундФунк» силою своей личности и соблазнительным свойством исключительно своего голоса. Что получилось там, получится и тут.
Стать Мистером Радьолой – здоровая амбицья. Голос мой – мое состоянье и предстоянье, в сем я издавна был убежден. Моя политическая карьера может устремиться вперед на широкой спине бархатных слов к дверям самого Парламента. На сей земле, пред микрофоном никто мне был не ровня.
Я улыбнулся своему наставнику. Его мера сего мгновенья была моею, и я произнес то, на что он рассчитывал.
– Я перекрашу тоскливо-зеленую Англью… в германскую киноварь.
Глава вторая
Кожная Ткань размышляет о летучих еврейчиках и пурпурном нимбе в Гудливом обществе фарфоровых рук
Ваш покорный прогуливался по Кингз-роуд в «гудливом» обществе мистера Гаса Гудуина, первейшего и лучшего рок-н-ролльного диск-жокея Англьи (золотое солнце «Люксембурга»), и Джека Гуда Неподражаемого, первейшего продюсера «Би-би-си» и того человека, чьи предпринимательские таланты вывели рок-н-ролл на английское телевиденье (в последовавшем пароксизме щедрости он показал медлительным американцам, как надо делать роковое телевиденье). Приятное общество всегда будило во мне лучшее. Кожа моя светилась ароматом спермы и апельсинов. На голове моей сидел аскотский цилиндр из спелой клубники, забрызганный тонкой паутиною семени, и в небе сияло солнце размерами с шестипенсовик. Стоял один из тех дней, когда жизнь была гудлива. Я заставил своего портного вшить дюжину раскрытых бритв мне в брюки, жилет и пиджак чорно-златого моего костюма; еще дюжину приклеил я «коровьею жвачкой» к коже моего тела.
В одежном магазине Джонсона («Ла Рока»!) на Кингз-роуд, где родилась крутизна в стиле Пятидесятых, я приобрел кое-каких вырви-глаз Кошачьих шмоток, а тако-же золотой-с-серебром сюртук Николь Фархи. В «Хэрродзе» разжился синею отделкой и рубчатою шелковою лентой на окантовку раскидистых лацканов. На Джермин-стрит – ремень в итальянском стиле с декоративными серебряными звеньями. Чорный барочный шелковый галстук от Версаче (носимый двойным уиндзорским узлом) я купил у «Тёрнбулла и Эшера»; а чорные камчатные брюки в тон – у Харви Николза в Найтсбридже.
Не поймите меня неверно. Чорную рубашку я носил с гордостию. Так же, как ношу я свою кожу. Для меня это естественно, как собственные зубы. Но в тот день, когда небо было цвета раскрытой пизды, я чувствовал обостренность в роскоши. Свежесть обновок требовала бойкой прогулки, и спутники мои не отставали, оживленно дискутируючи. Нас сопровождал приятный ветерок летнего утра, и мы пробиралися средь кишащих толп.
За исключеньем пристрастья своего к рок-н-роллу, спутники мои были людьми полностию самодостаточными, до крайности непохожими друг на друга. Гас – веснушчатый двадцатиоднолетний кокни, наглый и бурливый, одет, яко юный мальчик-медвежонок. Я благоволил юношескому его богоборчеству. Не так давно он объявил в эфире, что большинство пластинок, транслируемых по «Би-би-си» – «дрянь» и позор для всех, связанных с сей корпорацьей. Заявленье сие, разумеется, привело в ярость лакеев, правящих нашим нацьональным радьо. Большинство людей сих неспособны управляться и с «Вурлитцером». В ответ Гас объявил, что отныне каждая седьмая запись, каковую он ставит в свою программу, будет Джерри Ли Льюисом и его скачущим фортепьяно. В то время я опасался, что дни его как лучшего нацьонального диск-жокея сочтены. Что, как оказалось впоследствии, так и стало.
Несколькими мгновеньями ранее мы покинули нумер 165 по Кингз-роуд – один из самых знаменитых адресов Лондона.
Всеми честными гражданами именовался он «ЧОРНОДОМ» и представлял собою войсковые казармы Нацьонал-Соцьялистического Движенья, а также штаб-квартиру сэра Озуолда Моузли.
