– Обжираловка! – воскликнул он. – Но все равно хорошо смотрится!
Хоррор уловил вонь террариума и возбудился. Костяная уда его отвердела. Он сорвал скальп с того еврея, который был сразу под ним. На миг почувствовал, будто трудится в самой сердцевине огромного войска людей-ящериц. Толстые крапчатые языки ласкали его тело. Чешуя перекатывающихся мышц потела и тужилась под латами из бронзы, стали и кожи. Ужасные раны зияли, вскрывались культи плоти, вздымались и падали мечи, вращались его бритвы, миновали эоны; и казалось, что его вечно лупит sang-de-boeuf-овый шар амфетаминового солнца; а затем он вернулся в лондонскую ночь.
Его омывал дождь. Тлеющие уличные фонари очерчивали его призрачный силуэт. Он выжидательно глянул вдоль дороги, где из сумрака к нему приближался тусклый свет. Голова его пригнулась, затем сдвинулась вбок – словно бы рассмотреть этот свет отчетливее, – но тут же скользнула обратно на другую сторону и продолжила подскакивать туда и сюда в медленном эпилептическом параличе. Во тьме посверкивали бордовые глаза и по накрашенным губам расползлась издевательская ухмылка.
И вот прогремел выстрел. Один еврей, пустившийся наутек, рухнул. Из дождя медленно выдвинулся гладкий черный капот «форда», за рулем – бледный человечек. Другой человек, тоже маленький, но крепко сложенный, стоял на подножке; одной рукой он цеплялся за раскрытую дверцу машины, а другой размахивал железной цепью, завязанной в узел. Человек этот был почти совершенно наг, если не считать замызганного розового бюстгальтера, неуместно застегнутого у него на широкой груди. Волосяная поросль у него там была заткнута в обвислые чашки, а одна силиконовая грудь запуталась в плечевом ремешке. Ягодицы его покрывали кружевные трусики. К спине крепилась корявая дубинка из красного дерева. Меж его раздвинутых ног висел ромбовидный меч.
Машина подъехала туда, где все еще сражался лорд Хоррор. Когда она соскочила с проезжей части и направилась к борющейся массе, воцарилась едва ли не карнавальная атмосфера. Машина остановилась, Менг соскочил с подножки и ввязался в самую гущу боя рядом с Хоррором. Тот весь дергался, словно висельник ярости. Менг захватил своей цепью голову еврея и дернул. Та рванулась назад, похабно сорвав с человека всю верхнюю часть корпуса. Усилие просочилось по внутренней стороне Менгова бедра.
Экер за рулем высунулся в окно и вставил ствол автомата в рот другого еврея.
– Узри! – вскричал он. – Исав, брат мой, власат, а я же – гладок! – Он вздернул автомат и нажал на спуск. Макушка еврея ударилась о фонарный столб пятнадцатью футами выше и повисла на нем, приклеившись, как зловеще озаренный многоногий паук с красной спиной.
Они сражались, покуда ни одного еврея не осталось стоять на ногах. Затем Хоррор расхохотался и вытер оставшуюся у него бритву о кусок замши, заткнутый за пояс его брюк.
– Очевидно, они не привыкли к тому, как действует Король Бритв. – Он подошел к машине и разместился на заднем сиденье. – Прочь отсюда, свинская выдалась ночка.
Помахивая дубинкой, Менг вогнал каблук своей туфли в глаз падшего еврея и быстро последовал за Хоррором в машину. Экер завел двигатель, и они уехали. Машину они направили по Лэдброук-Гроув, после чего свернули влево на Бленхайм-Крезнт. Хладные влажные пары, отдающие на вкус сладким маслом и кислой копотью, вихрились в открытое окно, и он кашлянул в шелковый платок.
– Этот туман перееб мне всю астму. – Он улыбнулся в зеркальце лорду Хоррору и настоятельно прибавил мотору оборотов.
– Ну, – произнес Хоррор, откидываясь на кожаную обивку. – Эта свадьба должна попасть на светскую страницу «Еврейской газеты Ноттинг-Хилла». – Он стащил с себя влажные блузу и брюки и сложил их, тщательно стараясь не замарать кровью пол машины. Затем открыл дверцу под своим сиденьем и аккуратной стопкой разместил одежду там. Сверху опустил складную бритву.
Хоррор закончил вытираться бледно-голубым полотенцем и кинул его Менгу, который тоже быстро растерся. Словно вспомнив в последний момент, он также снял с себя бюстгальтер и трусики и остался совсем голым. Он сиял. Крупное овальное лицо придавало ему внешность нефертити мужского пола. Снаружи пролетавшие мимо деревья вдоль Холланд-Парк-роуд были жирны, как тучи.
Они ощущали расслабленность напряженья, и Хоррор тихонько себе что-то мурлыкал. Менг подался вперед и прижал голову рядом с Экером.
– У меня тебе есть анекдот, – поведал он, стирая с глаз грим. – Лежат среди мусора в Харлеме два негритоса. Только что пообедали, и тут один негритос давай принюхиваться.
«Эймос, пиздюк ты ебаный, ты что – обосрался?» – с негодованием спрашивает он.
«Да не, да я ни в жись», – сердито отвечает другой.
«Обосрался, ублюдок», – стоит на своем первый негритос, нагибается и давай тому штаны нюхать.
«Ой, извини, – говорит тот. – Я думал, ты про сегодня!»
Менг раскатисто захохотал, но у Экера лицо даже не дрогнуло. Он сухо заметил:
– Ну, этот я слышал.
Когда машина свернула за угол Хайд-Парка и направилась к Юстону, лорд Хоррор вытащил из-под сиденья чистый костюм и оделся. Облачившись в привольные розовато-лиловые куртку и брюки сафари с рубашкой и шейным платком в тон, он вновь подумал о том голосе, что услышал утром в рыночной толпе на Петтикоут-лейн. Всякий раз, оказываясь в Лондоне, Хоррор любил в поиске пластинок навещать ларьки коллекционеров и теперь, как обычно, отправился туда рано, надеясь ничего не упустить. Менг и Экер его сопровождали – Менг спереди, Экер замыкающим, – чтобы он мог избежать щипачей и трясунов, марвихеров и гоп-стопщиков, мазов и шигачей, толпившихся на рынке по воскресеньям; все это воровская и жульническая братия.
Петтикоут-лейн представляла собой раскинувшуюся чащу жести, железа и дерева. Гофрированные крыши ларьков, как грибы, нависали козырьками над людьми внизу. Они решили устроить из выхода событие – заглядывать в ларьки и покупать все, что цепляло глаз. Хоррор стремительно перемещался по узким проходам, разделявшим торговцев. Сперва он остановился перед киоском морепродуктов и приобрел три пакета крупных, жирных вареных угрей-капитоне. Передав Менгу и Экеру по пакету, своих угрей он подбросил в воздух и, покуда те падали, ловил их по одному своими громадными лошадиными зубами. Перекусывая каждого пополам, он позволял угрям легко проскальзывать себе в пищевод. Менг заплатил за шесть дохлых омаров, которых, как он сказал, вернувшись домой, нанижет себе на ожерелье.
Пока они прогуливались, лорд Хоррор мысленно подтверждал сам себе, что за большинством прилавком там стоят евреи. Презрев обычные свои занятья, ныне евреи диверсифицировались. Среди них были табачники, пекари, инструментальщики, ароматисты и травники. Еврейские мясники торговали изобилием гойского мяса – пирожками со свининой и грудинкой. В их хорошо укомплектованных ларьках Менг приобрел немного ароматных свиных ножек, которые небрежно кинул в один полиэтиленовый пакет с омарами. Затем Хоррор остановился у портных и заказал себе рубашку из рулона бархата. Не сгоняя с лица скупой улыбки, он ждал, пока рубашку ему не сошьют. Он мессиански раскидывал на всю длину руки, пока еврей суетился вокруг, снимая мерки. На еврея всегда можно положиться – он нарушит любые табу своей религии в погоне за денежной наживой. У другого еврея, торговавшего возле галантерейного магазина, где толпился народ, Хоррор купил кашемировое пальто. Менг у шляпника приобрел себе новую шляпку и понес ее с собою в розовой картонке, перевязанной белой лентой с бантом. В отделе дичи Экер прихватил связку фазанов. После чего Менг, присев на низкий каменный парапет, щекотал гусей в их плетеных клетках длинным пером; его черные волосы были сплошь гнездом намасленных кучеряшек.
