Херби затаил дыханье. Но Экер, в глубокой своей задумчивости – а размышлял он о веганских банкетах – не сказал ничего. Менг оставался пребывать в коме.
Ожидаемой выволочки не последовало, и «жучок» взял постоянный темп езды, смакуя мгновенье. Утреннее солнце было поцелуйным камешком – красное, как разверстая рана. На Хумбольдтовыми горами вспыхивали сполохи Бычьего Пламени. Все горящие тучи от далекого Аушвица двигались по небесам расползавшейся патокой. Он ехал как будто по Марсу.
Миновал компанию улюлюкавших детей – их невинные личики отразились в его зеркальных бляхах, их тонкие ручки взметнулись клешнями мелких крабов.
Классический пример, подумал Херби, Принципа Неопределенности Хайзенберга; при наблюденье за предметом сам акт наблюденья воздействует на наблюдаемый предмет.
Средь деревьев мелькала еще детвора: их вазелиновые лица – как мелькающие кляксы. У дороги кто-то бросил телегу для сена. В ней ярусами были навалены разнообразные крохотные конечности – каждая четко отдельна и перевязана белыми бинтами. К мертвой плоти были приколоты бурые ярлыки.
Девочка-подросток в драном гибком платьице стояла одна, безмолвно тая. Херби отвел взгляд.
На дороге впереди показался белый «мерседес-бенц». Гудя турбиною, он быстро катил к ним.
– Пук-пук!
От такого выдоха маленький «фольксваген» подпрыгнул.
Когда другая машина вместе со своим водителем подъехала ближе, его осенило frisson-ом узнаванья. Он дал себе по тормозам.
– Машинка делала пук-пук, – окликнул его знакомый голос. – Пук-пук, ббрррр… и я поехал!
«Мерс» с разгону подкатил к бамперу Херби и резко остановился.
– Кто это встал на пути у Достославного Жаба? – потребовал знать голос из-за баранки.
– Инспектор дорожного движенья, – сострил в ответ Херби. – А это кто? – (Как будто этого он и так не знал.)
– Ужас Всех Трасс, Повелитель Одинокой Тропы. – За рулем «мерседеса» форсил мистер Жаб, облаченный в очки-консервы, гамаши и огромную шинель. Он натянул краги. – Сегодня здесь, а завтра на будущей неделе!
– Подумать только, – пробормотал Херби. Как обычно, сарказм его пропал втуне и на глупое земноводное не подействовал.
– Привет, ребятки! – бодро вскричал мистер Жаб. – Что за радостный денек!
– Вполне мог быть, – безучастно проговорил Херби. Мистер Жаб был по-прежнему разряжен в ту же нелепую экипировку, что он таскал на себе в «Ветре в ивах». – Все еще путешествуете, я погляжу.
Из десятков стеклянных банок, притороченных к автомобилю мистера Жаба, неслись шумы – неотесанные и отвратительные. За головой у него свисали кровеносные трубки. Путаница плексигласовых капилляров гоняла кроветок плазмы по всем четырем углам его транспортного средства.
– Путешествия расширяют ум. За эти последние несколько лет я повидал крайне причудливых событий. – Мистер Жаб сдвинул консервы повыше на голову и отер потный лоб. – На такой работе вынужден сталкиваться с отпетейшими мерзавцами… – Искренний тон его дал сбой.
– А это что за работа? – Херби заметил, что в ближайших к нему стеклянных банках побулькивают человечьи органы. В большой зеленой, например, содержались мужские гениталии, сцепленные вместе, словно плавучие осьминоги. Из фиала на длинной ножке, как нитки жемчугов, сыпались глаза.
– Странствующая Органная Служба Доктора Менгеле. – Мистер Жаб горделиво приосанился, заметив, на что упал взгляд Херби. Руки его экспансивно обвели товар. – Закупаем оптом, старый псих, продаем публике по дешевке – вот и весь секрет нашего успеха. Уверяю тебя, лучше не бывает.
– Вы торгуете у доктора Менгеле человечьими органами? – недоверчиво переспросил Херби.
– Ты, ебать-твою-мать, опять глумишься. – Широкое лицо Жаба ощерилось. – Уж твое-то говнишко не пахнет никогда. Я тебя помню, ты все тот же. Нет машинок лучше тебя. Ну так вот – с таким блядским отношеньем ты тут не замай! – Губы его усеивали крапчатые бородавки. – Пусть с тобою сейчас и Золотая Молодежь доктора, но время за меня, мальчоночка.
– Дорогой мой Жаб, я и впрямь, похоже, вас расстроил. – Херби переполняло раскаянье. Он сокрушенно поморгал, и в игру вступили его дворники, со свистом смахивая громадные слезы, покатившиеся по его ветровому стеклу. – В прошлом, – всхлипнул он, – я так ценил ваше товарищество.
– Будет, будет. – Мистер Жаб несколько смягчился. – Хоть ты никогда и рта не открывал, мне думается, ты всегда был неблагоразумным автомобилем.
– Именно так, – признал Херби, вытирая насухо свои фары дальнего света. Пришлось задавить в себе ответный удар с отреченьем. Жаб всегда был нравственным вероотступником. – Ваши тонкие чувства делают вам честь, – солгал он.
– Мне сообщали, – самодовольно согласился Жаб.
– К тому ж… – Херби мазал густо, стараясь поскорей перевести их беседу на более двусмысленные рельсы, – я уверен, что вы с доктором Менгеле лишь работаете на благо всего человечества.
– Вот это уж, блядь, вряд ли! – фыркнул в ответ Жаб. – Мы оба хотим выйти на пенсию и поселиться в Брайтоне.
– Дабы продолжать свою полезную работу, вне всяких сомнений. – Херби стоял на своем. – За все возможные безосновательно клеветнические слова я приношу свои глубочайшие извиненья.
– Ты в скверной форме, Старина, – благодушно произнес Жаб. Тихонько помычал себе под нос. – Крутелки-вертелки, откуль у тебя такие гляделки?
Автомобильчик нахмурился.
– Я нынче такой раздражительный. Наверное, сию цену приходится платить за то, что больше очеловечиваешься. Не знаю. Содействующее обстоятельство, если и не вполне смягчающее – та среда, в которой я вынужден учиться.
– Пиздец, это уж точно, – вздохнул мистер Жаб. – Самому всех водить вокруг пальцев приходится.
– Не понял? – удивленно не понял Херби.
– Я торгую частями тел по всему побережью, – терпеливо объяснил мистер Жаб. – Повсюду людям нужны новые члены, – со знаньем дела добавил он. – Ты не поверишь, какой спрос. Те, кто сбегает из лагерей, часто вынуждены оставлять там колено, стопу, а то и какую-то более интимную деталь.
– У меня та же беда с тестом Министерства Транспорта, – сочувственно произнес Херби.
Жаб устало оглядел его.
– Снова за свой сарказм?
– Нет, разумеется, ничуть, – быстро ответил Херби. – Но отчего ж побережье?
– Много пенсионеров и крупные отпускные районы охвата. – Жаб сунул пальцы с перепонками в краге поглубже в карман брюк. – Это доктор Менгеле придумал. И придумал он верно. Здравый же смысл – у этих людей есть деньжата. 1 и 9 пенсов за палец. Десять шиллингов за стопу. Хуи и пёзды по гинее. Очень популярны, особенно хуи обрезанные. Люди часто себе и не по одному берут. Запасные, понимаешь. Или в помощь браку. Джон Томас и Леди Джейн, если брать их парой, дают тебе скидку в десять процентов. – Улыбка его полусрезалась.
