На юго-востоке Галлии, как раз на провансальском побережье и в Лигурии, живут народы, самыми древними греческими географами названные кельто-лигурами. Их происхождение лигурийское. Так называют очень древнее население южных склонов Альп. Эти горцы, поделенные на множество мелких народностей, подверглись кельтскому влиянию. Наиболее известным кельто-лигурским народом являются салии. При этом народ был самым могущественным и занимал всю внутреннюю территорию Массалии.
На севере Галлии границы галльской территории были прочерчены менее четко, поскольку там не было никакого естественного барьера. Местные народы по берегам Северного моря, которых, начиная с Цезаря, называли германцами, тоже не обладали цивилизацией, достаточно крепкой, чтобы противостоять военным аппетитам галлов. Но последние не были заинтересованы в завоевании новых земель в северном направлении. Зато германцы только и мечтали, как бы обосноваться в Галлии и даже продвинуться дальше — до Италии; впрочем, они не обладали необходимыми для такого вторжения военными возможностями. Тем не менее галлы, особенно белги, выбрали эти территории, чтобы заниматься там грабежом и упражняться в воинском искусстве. Подобные почти ежегодные столкновения, как сообщает нам Цезарь, хотя и кровопролитные, рождали культурные связи, которые мало-помалу укреплялись супружескими узами. Эти связи между белгами и германцами были тем более сильными, поскольку первые являлись уроженцами (до III века) зарейнских областей, где и проживали германцы в эпоху Цезаря. В I веке до н.э. уже было сложно понять, кто среди народов, проживавших по берегам Рейна, являлся подлинными галлами. Вот почему некоторые античные авторы прибегали к выражению semigermanL
ТЕРРИТОРИЯ ОДНОГО НАРОДА
Эти различные примеры прекрасно иллюстрируют фундаментальную особенность галльской и в целом кельтской цивилизации, у которой территория является прежде всего жизненным пространством этнической группы. Значит, ее размер зависит лишь от демографических способностей и от устремлений людей, а не от инфраструктуры, которая ею здесь была создана. Вот почему территория с течением времени может увеличиваться или уменьшаться. Также она может быть передвинута, даже разделена при поглощении одного народа другим, более многочисленным. Она до такой степени является отражением живущих на ней людей, что начинает отображать даже различные их племенные группы. Народ, как правило, объединяет несколько больших племен; каждое из них располагает своей долей земель внутри общей территории. Эту долю Цезарь называет пагус (раgas), что традиционно переводится как «кантон». В широком смысле по причинам, которые будут названы ниже, слово обозначает также и племя, проживающее на этой земле.
У галлов, как и у германцев, фундаментальной этнической единицей на самом деле является племя — общность родов, имеющих одно происхождение, иногда очень древнее. Численность племени составляет от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч человек. Племя занимает пространство, соответствующее его численности, средняя площадь — около 100 000 гектаров, но могут быть и иные случаи. Территория имеет естественные границы, в частности, русла рек, горные или лесные массивы, которые, кажется, мало меняются со временем. Дело в том, что пагус обладал немалой автономией и перед лицом всех военных и миграционных опасностей проявлял большую прочность, чем территория народа, в которую он был включен. Именно пагус дал начало французскому слову «pays» (страна), которое означает множество небольших областей, во многом неповторимых, и они с галльской эпохи расцвечивают Францию древними и любопытными названиями — Медок, Ла-Суль, Кейра, Кондроз, Ле-Бюш... Происхождение их коренится в именах племен, которые проживали в каждой области (так, кондрусы дали Кондроз, сильванекты — Санлис). Территориальная целостность пагуса более важна, чем его принадлежность к стоящей над ним общей территории народа. Некоторые племена со своей землей выходили из подчинения племен, владевших ими, и присоединялись к соседним народам или же начинали самостоятельную жизнь. Римская администрация в эпоху Августа использовала этот племенной индивидуализм и расчленяла наиболее важные civitates (земли народов): так сильванекты, принадлежавшие к могущественному племени суэссионов, получили свою автономию.
Каждый civitasделился на 4—10 кантонов, это членение благодаря действенному политическому режиму не наносило вреда сплоченности народа, но, естественно, не содействовало общему обустройству страны, еще в меньшей степени — развитию необходимого централизма. Только древние народы средней численностью от 200 ООО до 600 000 предоставляли возможность для появления этнических и территориальных единиц — крепких и стабильных. Они есть в центральной части Франции, от Соммы до Гаронны и от океана до Роны и Соны. На северных, восточных и южных окраинах племена ревниво хранили свою независимость, и это мешало возникновению могущественных округов (civitates).
МИНИМАЛИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВЕННОЙ ИНФРАСТРУКТУРЫ
Галлы вне рамок своего племени все свои отношения — будь то политические, экономические, религиозные или военные, — завязывали на основе объединений. Civitas, описанный Цезарем, является всего лишь древним союзом, спайкой некоторых племен. Но civitates также формировали внутри них малые союзы, которые могли быть могущественными и сохранялись десятилетиями, но часто при этом оставались текучими и подверженными всевозможным рискам. Такая система общественных отношений плохо поддавалась централизации, подразумевавшей создание надплеменной структуры. Могла ли она также иметь настоящую столицу — административный и экономический центр? Тем более что у галлов не было никакого стремления к городской жизни. Их идеалом, как и у германцев, была жизнь на природе, в обширных сельских поселениях, посреди своих соплеменников, своих земель и стад. И все же понятие территориального центра не было им совершенно неизвестно. В кельтском мире одним из самых распространенных названий мест является mediolanum, что буквально означает «центральная равнина», то есть центральное место сосредоточения чего бы то ни было. Такое наименование часто давали какому-нибудь укрепленному месту (Милан в Цизальпинской области, например), но они редко находились в центре civitas, они скорее были одним из его pagi.
Сплоченность народа, состоящего из племен, проявлялась только на политическом, военном или религиозном уровнях и всякий раз на конфедеративной основе. Таким образом, требовались места, где представители племен и великих родов могли собираться, держать совет, выносить решения, подписывать обязательства и совершенно очевидно чтить общих богов. Археология вплоть до нынешнего времени едва ли склоняется к утверждению, что имелась некая общественная инфраструктура, часто достигавшая огромных размеров и оставившая лишь незначительные следы. Впрочем, сегодня уже больше знают о святилищах. Нужно понимать, что (то есть до конца III века до н.э.) они задумывались для различных целей. Люди, исполнявшие обряды, обычно были царями или полководцами, которые решали судьбы войн. То же самое место могло подходить для различных видов деятельности, близко связанных друг с другом, так как боги имели отношение к любому военному или политическому решению. Постройки, предназначенные для исполнения властных полномочий, включали в себя соответствующее святилище, вокруг которого были сооружены более громоздкие постройки, позволявшие проведение больших собраний и непременно приуроченных к ним пиршеств. Здесь собиралась только элита общества независимо от ее числа (члены благородных и богатых родов, все воины с титулами). Простонародье (клиенты, бедняки, рабы) сюда не приглашали. Вот почему эти общие учреждения не сопровождались появлением на своей периферии примитивных рынков и ремесленных точек — они возникли позже, когда плебс постепенно прибирал к рукам общественные дела.
