Во всех отрытых на данный момент святилищах жертвенник находится точно в центре. Обычно это вырытая в земле яма, более-менее цилиндрическая и более-менее обширная (от 1 до 3 м в диаметре и глубиной около 2 м). По греческой религиозной терминологии такой жертвенник можно было бы охарактеризовать как «хтонический», то есть обращенный к подземным богам, с помощью которого пытаются приблизиться к ним. В некоторых святилищах при этом полом жертвеннике присутствует очаг, находящийся в земле, на его краю. Но нельзя утверждать, что такое устройство было повсеместно. В любом случае жертвенник позволял совершать жертвоприношения двух типов, указанных выше. Яма принимала кровь жертв, стекавшую по ее стенкам к подземным божествам. Но в исключительных случаях (к примеру, в Гурнэ, где в жертву приносили рогатый скот) в яме могли оставлять целиком шкуру животного. Очаг давал возможность приготовить мясо, предназначенное для людей, но также и менее лакомые куски — потроха — для божеств, обитавших на небесах.
Жертвенник — это центральное место святилища, к которому прикованы все взгляды и на котором свершаются все ритуалы. Долгое время (с первой эпохи железа до конца раннего периода латенской культуры IV века) он представлял собой простую яму, вырытую в земле, и иногда укрепленную в случае. Такое элементарное приспособление, однако, не позволяло отправлять культ в любое время. Вот почему полые жертвенники в достаточно раннюю эпоху стали прикрывать крышей, опирающейся на столбы, поставленные по краям ямы. Такие строения с фасадом на восток и иногда с тремя стенами в качестве защиты от ветра и дождя по внешнему виду похожи на греко-римского храмы. Галлы, как кельты в целом и многие другие древние народы, не изображают богов в антропоморфном виде, и статуи божеств появляются лишь к концу периода независимости, под римским влиянием. Другое существенное отличие между крытым жертвенником галлов и храмом греков и римлян состоит в том, что у последних жертвенник находится вне храма, в то время как у галлов жертвенник расположен внутри и отождествляется с самим божеством, которое пребывает под ним. Во внутреннем пространстве, кроме жертвенника и рощи, символизирующей священный лес, больше ничего нет. Это делает возможным проведение ритуалов, связанных с жертвоприношением и главным образом пиршеств, которые его сопровождают. Но в этом пространстве, весьма узком, от 1000 до 1500 квадратных метров, могли поместиться лишь от ста до двухсот человек.
Своеобразно топографическое положение святилищ. Они располагаются непременно вдали от жилищ, изолированно, чаще всего на возвышении, на котором их видно издалека. Некоторые находятся в центре гораздо более обширных участков, площадью около десятка гектаров, окруженных оборонительными или, наоборот, символическими рвами. В таких местах можно было проводить многолюдные политические и законоведческие собрания, проходившие под руководством друидов. Самый замечательный пример — это Феск в Сен-Маритим. Святилище площадью двенадцать гектаров находится на вершине холма. Оно окружено неглубоким рвом. На проводимых здесь собраниях, по-видимому, судили преступников, останки тридцати человек были найдены за оградой, в положении, указывающем, что были повешены или распяты, головой к святилищу.
Есть также более скромные культовые места — в жилищах. Но до настоящего времени в археологическом аспекте они изучены плохо. Они встречаются посреди сельских аристократических резиденций, примером чего служит Монмартен (Уаза), посреди небольших скоплений домишек (Эстре-Сен-Дени в Уазе, Сомере в Эр-и-Луар, к примеру) или даже внутри оппидумов (Тительберг в Люксембурге). Во всех случаях остатки архитектуры и следы жертвоприношений гораздо более скромные, чем в упомянутых святилищах, поскольку культовой деятельности должна была препятствовать домашняя обстановка, ремесленные или сельскохозяйственные работы. Невозможно узнать, были ли обустроены эти культовые места одновременно с постройкой жилища, или же они стали центром притяжения для жилищного строительства и дома строили на их периферии.
Наконец, во вторую эпоху железа, в галльский период в собственном смысле слова, существуют культовые сооружения, принадлежащие к гораздо более давней традиции, в отдельных случаях восходящей к неолиту. Это гроты, карстовые провалы, сдвиги горных пород, куда закладывались священные сокровища. Часто среди остатков предыдущих эпох (неолит и эпоха бронзы) встречается керамика, иногда — оружие, украшения или человеческие черепа, датируемые последними тремя веками до н.э. Самое замечательное из открытий подобного рода — шлем из грота Агри в Шаранте, полностью покрытый золотом и инкрустированный кораллами. Нелегко узнать, кому из божеств посвящались эти сокровища, в культе какого типа они использовались и, главное, кем.
ВОИНСКИЕ РИТУАЛЫ
Цицерон, выражаясь кратко и насмешливо («Галлы облачаются в доспехи и идут пожинать урожай с полей соседей»), признает: галлы — прежде всего воины. Так как при этом они являются одним из самых набожных народов древности, то неудивительно, что лучшие из своих познаний в области религии они относят к своему основному роду деятельности. Обряды, привязанные к различным моментам войны, многочисленны и театральны. Так как они произвели впечатление на их греческих и латинских соседей, то некоторым посчастливилось быть подробно описанными и дойти до нас.
Наличие воинской инициации подростка лишь неявно подтверждается некой странной ремаркой Цезаря, в которой утверждается, что «постыдно, если сын, не достигший еще возраста, в котором можно носить оружие, появляется на публике вместе со своим отцом». Ритуалы, обязательно сопровождающие данный, необычайно важный, переход из состояния ребенка в состояние воина, нам неизвестны. Но они непременно связаны с производством доспехов, с их украшением, наконец, с первоначальным облачением в них юноши. Эти доспехи наделяются сакральной значимостью, что проявляется в той привязанности, которую к ним питает воин, и в том, что противник пытается их заполучить, чтобы предложить их своим богам. Фигурки животных (ворон, например), венчающие некоторые шлемы, а также нарисованные на плоской части щитов и скрывающиеся в замысловатых узорах, выгравированных на ножнах, как бы призывают на помощь божеств войны. Изображения должны магически укрепить воина, уведомить его о присутствии божества-покровителя.
Но и сам воин в момент, когда он облачается в доспехи, становится кем-то вроде полубога. Он охвачен тем, что Жорж Дюмезиль назвал furor — латинское слово, означающее воинское неистовство, которое возвышает воина, заставляет терять страх и удесятеряет силы. Это нечто вроде божественного безумия, охватывающего целые отряды кельтов и германцев. При этом некоторые воины, сражающиеся в первом ряду, не колеблясь, бьются обнаженными, без страха бросая свои обнаженные торсы на вражеские пики. Насколько ужасающим должен был быть марш этих людей — без лат, с выставленными напоказ мускулистыми телами, сопровождаемый боевыми выкриками и звуками труб! Это приводит врага в замешательство зачастую еще до самого столкновения.
Обнаженные воины первых рядов надевали на шеи знак божественного отличия — золотые ожерелья. Эти драгоценные украшения хранятся в сакральных огороженных местах, иногда на стволах деревьев. Воины надевают их только перед боем и, вероятно, после их смерти ожерелья не кладут в их могилу. Очевидно, украшения наделялись магическими свойствами. В любом случае они напоминали воину, что в минуту наивысшей опасности боги рядом и участвуют в битве, как мы это видим в батальных сценах «Илиады».
