«Да как Гоген может утверждать, что не хотел беспокоить меня своим присутствием? Он же не сможет отрицать, что я неоднократно просил, чтобы он ко мне пришел, и ему неоднократно передавали, что я настаиваю на том, чтобы он немедленно меня увидел»11.
В автобиографии Гоген хотел доказать свою невиновность и показать, что не имеет никакого отношения к произошедшим событиям. Гоген утверждал, что в момент, когда Винсент отрезал себе ухо, его (Гогена) в Желтом доме не было. Однако в версии событий по Гогену есть две серьезные нестыковки. Прежде всего это нестыковка по времени. Гоген пишет, что пошел на прогулку после раннего ужина и потом сразу направился в отель, из чего следует, что он должен был прибыть в отель не позднее 22.00 часов. В своих мемуарах Гоген пишет, что, прибыв в отель, он спросил, который час. Этой небольшой детали нет в рассказе Бернара. Его вопрос о времени показался мне излишним. Он как-то не вязался с контекстом. Спросить, который час, можно для того, чтобы обеспечить себе алиби. Потом Гоген утверждал, что не мог уснуть до трех ночи, то есть целых пять часов. Вполне возможно, что Гоген не мог уснуть потому, что переживал за Винсента и думал о том, как и когда вернется в Париж. Но возможно и то, что его мучили угрызения совести, так как он чувствовал, что в этой драме есть и его вина.
Можно выдвинуть два предположения. Первое – Гоген был в доме в момент, когда Винсент отрезал себе ухо. Второе – Гогена вызвали в бордель на Бу д’Арль после появления в нем Винсента. Вторая версия вполне вероятна, потому что Гогена было бы легко найти. Пара отелей располагалась в районе площади Ламартин, и гостей тогда в них было немного. Можно было зайти в эти отели и поинтересоваться, остановился ли в них месье из Парижа.
По словам Гогена, Винсент остановил кровотечение, сделал повязку и вышел из Желтого дома, надев на голову берет. Эти сведения могла бы подтвердить информация из газет. В газетах не упоминалось о том, что Винсент был в шапке и вообще как-то закрывал голову. В августе Винсент купил шляпу. Еще одну шляпу он купил в начале января 1889 года, об этих покупках он упоминает в письмах к Тео12. Нет никакой информации о том, что у Ван Гога был берет, но мы точно знаем, что большой красный баскский берет был у Гогена, он был в нем, когда Винсент рисовал его. Гоген мог видеть окровавленный берет в доме, придя туда на следующий день, или он мог присутствовать в доме и быть свидетелем всех произошедших той ночью событий.
Если Гоген присутствовал в Желтом доме в момент отрезания уха, то это уже совершенно другая история. Такую версию подтверждает рисунок из блокнота Гогена, на котором изображен человек и написано слово mystere.
Во французском языке слово mystere не просто означает «тайна» или «загадка», а подчеркивает, что поведение человека совершенно невозможно понять13. У человека на рисунке большой закругленный нос и коротко подстриженные волосы. Он курит трубку с длинным чубуком, и на его голове берет, закрывающий левую сторону лица. Трубка, короткие волосы и берет позволяют предположить, что рисунок был сделан 23 декабря 1888 года. Вполне возможно, что на рисунке изображен Ван Гог14.
Гоген часто рисовал воображаемые фигуры и сюжеты, однако в его блокноте много зарисовок из жизни, то есть с натуры. Можно предположить, что Гоген видел Винсента в берете, потому что он видел его сразу после того, как художник отрезал себе ухо. В этом случае Гоген был на месте преступления в тот момент, когда оно произошло. О берете Гоген мог также знать со слов девушек с улицы Бу д’Арль или со слов полицейских. Я начала подозревать, что Гогена привели из отеля в бордель на Бу дАрль те пять часов, во время которых он «не мог заснуть».
Какой бы ни была роль Гогена в событиях 23 декабря 1888 года, на следующее утро, 24 декабря, он оказался в довольно щекотливом положении. До своего приезда в Прованс Гоген практически не знал Ван Гога. Жить с Винсентом под одной крышей оказалось делом непростым. Ван Гог был очевидно не в себе, а Гоген не чувствовал себя морально обязанным присматривать за ним и с ним нянчиться в напряженной атмосфере, сложившейся в Желтом доме. Из сказанных им полицейским слов мы можем сделать вывод, что он незамедлительно отбыл в Париж, однако существует картина Гогена, по которой можно сделать другой вывод. На одной из своих последних картин, нарисованных в Арле, Гоген изобразил нескольких арлезианок, идущих под порывами сильного ветра
[11].
Эксперты Чикагского института искусств предполагают, что на картине изображен парк на площади Ламартин, и писал ее художник из Желтого дома или стоя около него15. На картине мы видим фонтан, зарисовка которого осталась в блокноте художника. Однако по информации из архивов, а также исходя из картин Винсента мы можем сказать, что в этом месте парка на площади Ламартин был пруд, но не было фонтана16. Нарисованный Гогеном фонтан существует и находится там, где он и раньше находился в Арле, но он никогда не стоял ни в одном из городских парков. Этот фонтан находится на территории городской больницы17. Можно сказать, что это незначительная, мелкая деталь, однако она свидетельствует о том, что Гоген был в больнице. Вполне возможно, что он так никогда и не говорил с Ван Гогом с того дня, но он посещал больницу, в которой лежал художник.
Несмотря на то что к информации, содержащейся в автобиографии Гогена, исследователи всегда относились с большим скептицизмом, художник все же оставил некоторые заслуживающие доверия свидетельства того, что произошло 23 декабря. Непосредственно после своего ареста в понедельник 24 декабря он сделал в блокноте два наброска, свидетельствующие о том, что Гоген был свидетелем разворачивающихся событий18. Это карикатура на начальника полиции Жозефа д’Орнано в интерьере Желтого дома. Начальник полиции изображен в очках и котелке. Руки он засунул в карманы. Несмотря на то что он был человеком невысокого роста (чуть более 152 сантиметров), держался он уверенно, как и полагается человеку такого ранга19. Гоген оставил под рисунком короткий комментарий, в котором высмеивает акцент начальника полиции, а именно склонность корсиканцев растягивать гласные. Гоген пишет Je souis, а не Je suis, как должно быть написано по правилам грамматики. На втором наброске начальник полиции рассматривает поставленную на мольберт картину. Руки, в которых он держит трость, заложены за спину. Под изображением написан удивленный комментарий начальника полиции: «Вы рисуете!» / Vousfaites de lapeinturel
Однако д’Орнано не был деревенщиной, каким пытался изобразить его Гоген. У начальника полиции была репутация доброго и очень честного человека, и все эти качества он продемонстрировал в месяцы после декабрьской драмы. После того как Гоген покинул Винсента, начальник полиции зарекомендовал себя в качестве надежного и ценного союзника Ван Гога.
Зарисовки Гогена – не только комментарий художника по поводу того, что происходило в Желтом доме утром в Сочельник. На этих карикатурах можно заметить одну любопытную деталь. На расположенном слева рисунке мы видим, как начальник полиции смотрит на стоящую у его ног индюшку. Фигура птицы обрезана, словно дорисована после того, как художник изобразил начальника полиции. Во Франции, в отличие от Америки, не принято на Рождество есть индейку, поэтому есть смысл подумать, почему эта птица появилась на наброске Гогена. По-французски индюшка называется dindon, а на жаргоне это слово значит «тупой» или «глупый». Существует выражение dindon de la farce, означающее «остаться в дураках», «оказаться в глупом положении». Мы не можем с полной определенностью сказать, почему Гоген изобразил индюшку рядом с начальником полиции. Вполне возможно, птица нарисована для того, чтобы посмеяться над начальником полиции или выразить отношение Гогена к странной ситуации, в которой он оказался в декабре 1888 года. Занятно, что через много лет Гоген вернулся к этим зарисовкам, которые использовал при создании ресторанных меню на Таити в конце 1890-х годов. Может быть, воспоминания о том дне в Арле преследовали художника и на далеких островах? Под зарисовкой начальница полиции с индюшкой стоит надпись: «Я начальник полиции. Веселитесь. Но не проказничайте» /Je souis le commissaire de Police. Amusez-vous. Mais pas de betises20. Приблизительно в те же годы Гоген работал над журналом Le Sourire. В качестве обложки декабрьского номера 1899 года он снова использовал образ индюшки с подписью dindon de la farce. Кроме того, под изображением самой индюшки Гоген написал странную фразу, которую можно перевести так: «Тот, кто смеется последним, смеется дольше всех» или «Хорошо смеется тот, кто смеется последним».
