Однажды в архивных документах я обнаружила упоминание о существовании поэтажного плана, нарисованного местным архитектором для проведения ремонта. Этот план мне удалось найти лишь только через несколько месяцев. Он был нарисован на двух больших листах пожелтевшей чертежной бумаги, и на нем были отмечены все палаты, кабинеты, кухня и аптека. Я посмотрела на дату составления плана и вздрогнула: 8 января 1889 года. Это был следующий день после того, как Ван Гог впервые покинул больницу. Мне удалось найти не просто план здания, а план, нарисованный городским архитектором в тот самый период, когда Винсент лежал в больнице. После этого мне удалось точно определить помещение, в котором была написана картина «Палата больницы в Арле», а также приемный и процедурный кабинеты доктора Рея4. Несмотря на это, я чувствовала, что мне известны лишь сухие и безличные факты, я совсем немного знаю о пребывании художника в больнице, и это меня очень расстраивало. Потом мне опять повезло. В городских архивах я нашла опросник, изданный французским министерством здравоохранения. Я сфотографировала этот документ, но он был такой длинный и написан таким непонятным и неразборчивым почерком, что я решила отложить его чтение до тех пор, пока не наберусь достаточно терпения. Тут мне на помощь пришла судьба.
Пытаясь сделать так, чтобы мой проект «Ухо Ван Гога» хоть как-то продвинулся, я позвонила в одну компанию, занимающуюся производством ТВ-передач, и договорилась о встрече. Я остановилась у друзей в Лондоне и в предвкушении презентации не могла уснуть. За ночь до этого я тоже плохо спала. Утром я вышла на улицу, чтобы позавтракать, подвернула лодыжку и упала. Я лежала, чувствуя боль в ноге. Мимо меня проходили спешившие на работу люди. Наконец какая-то милая девушка помогла мне подняться на ноги.
У меня болела нога, я волновалась, но, несмотря на то что друзья меня отговаривали, все же пошла на назначенную встречу. Как в общем-то и стоило предполагать, встреча прошла безрезультатно. Я нервничала, меня трясло. Я рассказывала о Ван Гоге и зачастую даже сама не понимала, на каком языке говорю. Встреча длилась два часа, и я была уверена, что ничего путного из нее не выйдет. К концу дня боль в ноге усилилась, и я поехала в больницу, где мне сделали рентген и установили, что я сломала не только лодыжку, но и правую руку.
Вернувшись во Францию, из-за переломов я не могла выйти на улицу. Времени у меня было много, и я наконец решила прочитать ответы на опросник министерства здравоохранения. Я думала, что чтение будет очень скучным, но ошиблась. В опроснике очень подробно описывали то, чем жила больница в Арле. Самое удивительное было в том, что этот опросник заполнили в период между июлем 1888-го и февралем 1889 года, то есть практически в то время, когда в больнице лежал Ван Гог. Из этого опросника я получила необходимую информацию о жизни больницы, когда Винсент лежал в палате и когда он находился в изоляторе5.
В конце декабря 1888 года Винсент оказался в больнице, находившейся не в лучшем состоянии. В течение предшествовавших двадцати лет городской совет неоднократно обращался в министерство здравоохранения с просьбами улучшить условия содержания пациентов, но центральные власти оставались глухи. Жаловались на то, что в помещениях плохо пахнет, или, как тогда писали, «в воздухе были миазмы». В XIX веке считалось, что «миазмы» – переносчики инфекции. Больница располагалась в низине, а система отвода воды была сделана, наверное, еще древними римлянами6. Руководство больницы считало необходимым построить новое здание вместо того, которое стояло уже 300 лет, но финансирования не было.
Проблемы были не только с самим зданием, оставлять лучшего желал и уход за пациентами. Медсестры были уже преклонного возраста, а гигиенические стандарты безнадежно устарели. В прессе того времени я неоднократно читала о том, что больница – это опасное и вредное для здоровья место. За несколько месяцев до того, как Ван Гог оказался в этом «лечебном» заведении, произошло несколько смертей во время операций, и полиция предупредила одного из главных врачей, чтобы он внимательнее относился к своей работе. С тех пор в больнице запретили оперировать, за исключением неотложных случаев. Работники больницы прекрасно знали о недостатках своего заведения, и отвечавший на вопросы опросника администратор писал, что «дезинфицируют недостаточно хорошо и не очень аккуратно». Так что Ван Гогу очень повезло, что его лечащим врачом оказался доктор Рей.
В то время когда Винсент лежал в больнице, лечебным учреждением управлял комитет, подчинявшийся непосредственно мэру города, но точно так же, как в большинстве французских больниц того времени, медсестрами были монахини разных орденов. Католическая церковь занималась лечебными учреждениями во всех европейских католических странах начиная со Средних веков, и в конце XIX века в этом смысле мало что изменилось. В больнице Арля медсестрами были монахини ордена ев. Августина, а сам монастырь находился в одном здании с больницей. Монахини готовили еду, убирались, готовили лекарства и работали медсестрами. На картинах Винсента, сделанных во время его пребывания в больнице, мы видим монахинь, которые выполняют свои обязанности. Местные жители служили в больнице в качестве сторожей, консьержей, цирюльника и разнорабочих.
После Великой французской революции все госучреждения были надконфессиональными, и соблюдению этого принципа придавалось большое значение. За месяц до появления в больнице Ван Гога в ней случился микроскандал – трех сестер, включая настоятельницу, отстранили от выполнения их обязанностей за то, что они пытались склонить пациентов к принятию католической веры7.
К концу февраля 1889 года Винсент снова попал в больницу и уже второй раз оказывался в изоляторе8. Шло рассмотрение петиции граждан, и до принятия окончательного решения по поводу жалобы, а также до решения вопроса о его переводе в дом умалишенных художник должен был оставаться в изоляторе.
Вероятность потери Желтого дома ужасно угнетала Ван Гога. Желтый дом был олицетворением его мечты о создании коммуны художников, семьи и рождении детей. Если бы было принято решение в пользу людей, подписавших петицию, то Ван Гогу пришлось бы покинуть город. Все эти события тяготили его. «Ты знаешь, как я люблю Арль, – писал художник брату. – После всего того, что произошло, я уже не тешу себя надеждой на то, что могу позвать сюда художников, потому что они будут рисковать потерять голову, как потерял ее я»9.
1 марта пастор Салль написал Тео письмо, в котором говорилось, что Винсенту разрешат взять из Желтого дома кисти и краски, чтобы писать в больнице, однако на следующий день в доме была полиция и опрашивала жителей о поведении Ван Гога10. В такой неподходящий момент Винсента не могли отпустить из больницы. «Совершенно очевидно, что соседи боятся вашего брата, и они запугивают им друг друга», – писал Салль Тео.
«То, в чем обвиняют вашего брата (если мы предположим, что эти обвинения справедливые), не является основанием для того, чтобы объявить его сумасшедшим и отправить в сумасшедший дом. Говорят, что дети преследуют его, а он, в свою очередь, бегает за ними и может причинить им вред»11.
