Пока власти решали судьбу Винсента, он находился в изоляторе. Тео писал своей сестре: «Я получил еще одно письмо от пастора Салля. Как я и предполагал, его состояние без изменений, и лучше ему не стало… Я ожидал такого развития событий, но сейчас стало ясно, что пройдет много времени до его полного выздоровления»12. Будущее выглядело совсем безрадостным. Полиция опечатала Желтый дом до принятия окончательного решения. Это означало, что не только Винсент не мог прийти туда, но и агент Соле не мог его сдать никому, включая владельца табачной лавки13.
Тем временем в Париже у Тео было много забот и дел. Свадьбу с Йоханной должны были сыграть 18 апреля в Амстердаме. Тео надеялся на то, что переедет на новую квартиру. Он подыскивал жилье для супружеской пары и в конце концов остановил свой выбор на квартире по адресу: улица Сите, дом 8 в районе площади Пигаль. Тео ничем не мог помочь своему брату. Его письмо от 16 марта заканчивается словами: «Желаю тебе здоровья и остаюсь твоим любящим братом».
Тео находился в сложной ситуации. Он понимал, что ему придется обеспечивать жену, а также надеялся на рождение ребенка, он понимал, что ему будет сложно оплачивать расходы на содержание брата в частном доме для умалишенных. Он написал сестрам, прося их помощи и совета:
«В настоящее время нет смысла изменять курс его лечения, который является бесплатным… Если будет принято решение о его переводе в специализированную частную лечебницу, мы должны решить, за какой уход мы можем платить»14.
Несмотря на то что Винсент всегда находил утешение в живописи, на протяжении марта 1889 года он брался за кисть нечасто. Первые две недели месяца он провел в изоляторе, а потом его перевели в мужское отделение, однако не разрешали свободно перемещаться по территории больницы. В конце марта он писал брату: «Насколько я могу судить, я, строго говоря, не сумасшедший. Ты увидишь, что холсты, которые написал в перерывах, спокойные и совсем не хуже остальных»15. На самом деле то, что его так долго не выпускали из изолятора, объяснялось не состоянием его здоровья, которое постепенно улучшалось, а эпидемией среди пациентов.
Начиная с октября 1888 года в городе началась эпидемия оспы, на борьбу с которой были брошены все силы медицинского персонала. Борьба с распространением этого заболевания была основной задачей и доктора Рея. Каждому пациенту, который покидал больницу или которого в нее клали, делали вакцинацию16. Ограничили перемещение пациентов между отделениями и палатами, а также запретили гулять по галереям17. У оспы достаточно продолжитеьный инкубационный период, поэтому зараженные ей, попадая в больницу, только в ней заболевали. В то время лечение от оспы сводилось к тому, что нарывы смазывали мазью и успокаивали больных опиумом и эфиром18. Меры, принятые доктором Реем против оспы, возымели эффект, за полгода заболел сорок один человек, и всего шесть человек умерло. После окончания эпидемии, 15 апреля 1889 года, Рей написал для начальства больницы ряд рекомендаций по борьбе с заболеванием. Начальство высоко оценило его вклад в дело борьбы с болезнью, и через несколько лет доктору предложили пост ответственного за гигиену в Арле19.
В конце пребывания Ван Гога в больнице его перевели в мужское отделение. Доктор Рей периодически разрешал Винсенту находиться в своем кабинете. Спустя много лет после этих событий дочь доктора вспоминала: «Винсента очень отвлекал шум в палате, и отец разрешал ему находиться в своем кабинете, чтобы в спокойной обстановке написать письмо брату Тео»20. Здание больницы сохранилось до наших дней, и я могу себе представить, какой страшный сквозняк гулял по огромным палатам. Во время строительства больницы считалось, что воздух должен циркулировать, поэтому палаты были очень большими. Например, палата Винсента имела сорок метров в длину и восемь метров в ширину. Высота потолка была более пяти метров, а в белых стенах палаты было проделано двенадцать больших окон, закрытых бело-розовыми занавесками – единственным украшением спартанского интерьера21. Пол палаты был покрыт плиткой. На металлических кроватях лежали набитые сеном матрасы, подушка и валик. В палате Винсента стояло двадцать восемь кроватей, расстояние между которыми составляло чуть менее одного метра. Рядом с каждой кроватью были стул и тумбочка для хранения личных вещей. Если пациенту нужно было делать какие-либо процедуры, то вокруг кровати ставили ширму, к которой пришпиливали бумагу с отметками о процедуре. С потолка свешивались масляные или парафиновые лампы, которые надо было постоянно пополнять горючей жидкостью и которые на ночь не тушили совсем, а делали их свет приглушенным.
Зимой в палатах было холодно, а летом жарко. На лестнице располагался единственный «турецкий туалет» (то есть дырка в полу) на двадцать восемь пациентов, рядом с которым стояло ведро воды для слива22. Пациенты ходили в своей собственной одежде, а нижнее белье меняли, когда «считали необходимым». На цокольном этаже находилась купальня, которую открывали два раза в месяц. Воду в металлических ваннах подогревали при помощи подведенных под них газовых труб. Было очень сложно обеспечить каждому пациенту чистую и теплую воду, поэтому из общего количества 15 510 ночей, проведенных пациентами в год в больнице, мылись они только 400 раз. Отвечая на вопрос «Как часто моются пациенты?», администратор шутливо ответил: «Моются тогда, когда мы носом начинаем чувствовать необходимость»23.
Воду, взятую из Роны, кипятили на чай и суп. Некипяченая вода считалась вредной для здоровья, и ее пациентам никогда не давали. Пациенты получали необходимую жидкость в виде супа, травяных чаев, кофе и вина. Вне зависимости от состояния пациента, даже те, кто находился на строгой диете, получали дневную норму вина. Женщинам (в том числе кормящим матерям) выдавали в день четверть литра вина, а мужчинам – целый литр. Современные читатели могут подумать, что пациентов спаивали, однако не будем забывать, что вино во Франции в конце XIX века пили практически при каждом приеме пищи. Кормили пациентов два раза в день – в 10 и 17 часов. Питание было простым, но достаточно питательным для того, чтобы человек мог выздороветь и набраться сил. Кормили мясом (говядиной, бараниной и мясом ягненка), давали много риса, бобов, чечевицы, овощей, салата и оливкового масла24. В общей сложности уход, питание и проживание стоили полтора франка в день, и для коренных жителей Арля лечение в больнице было бесплатным.
Пациентам разрешалось курить на террасах и в коридорах, что давало людям возможность пообщаться между собой. Винсенту разрешили курить только к концу пребывания в больнице, потому что до этого действовали ограничения, связанные с эпидемией оспы. В конце марта Винсент писал брату: «Если рано или поздно я по-настоящему сойду с ума, я не хотел бы жить в больнице. Но сейчас мне хотелось бы иметь возможность свободно отсюда выходить. Если я себя правильно понимаю, будет интервал между здесь и там». Далее Винсент написал с большой заботой об окружающих: «Лучшим для меня было бы не оставаться в одиночестве, но я скорее соглашусь жить совершенно один в сумасшедшем доме, чем принесу в жертву жизнь другого человека ради моей собственной». Несмотря на эту чувствительность, мы снова начинаем наблюдать, как по мере написания письма он постепенно теряет рассудок и его мысли приобретают параноидальный характер: «Администрация больницы, как бы мне лучше выразиться, в общем, они иезуиты, очень хитрые, очень мощные, очень импрессионистски настроенные… они умеют очень тонко добывать нужную им информацию, но это удивляет меня и сбивает меня с толку»25. По тексту письма мы видим, что логика начинает теряться, а мысли Ван Гога путаются.
