«Судя по письмам Винсента, он физически чувствует себя хорошо, – писал Тео матери 5 мая. – Однако он постепенно начинает понимать, что перенес сильный удар, поэтому чувствует, что ему нужно лечиться»35. В начале мая 1889 года все вещи Ван Гога перевезли из Желтого дома к Жино, и все было готово к тому, чтобы художник мог покинуть больницу36. Винсент получил записку от пастора Сал ля:
«Я смогу отвести вас в Сен-Реми в среду. Если вас устраивает, мы можем поехать на поезде, отправляющемся в 8.51. Я уже виделся с месье Пейроном, и будет лучше, если я поеду с вами»37.
8 мая 1889 года Винсент Ван Гог прибыл в частную психиатрическую клинику Сен-Поль-де-Мозоль в Сен-Реми (монастырь Сен-Поль-де-Мозоль). Через пятнадцать месяцев его уже не будет в живых.
20. Раненый ангел
Однажды днем у меня дома раздался телефонный звонок. «Мадам Мерфи?» – голос на другом конце провода «дребезжал» и, как мне показалось, принадлежал старому человеку. Мужчина представился. Оказалось, что это внук Рашель, которому я много месяцев назад написала письмо. Просто не верилось, что он наконец позвонил. В своем письме этому человеку я не изложила напрямую суть дела, а упомянула лишь о том, что исследую жизнь Ван Гога, в ходе своих изысканий натолкнулась на имя его родственницы. Мужчина сообщил, что с радостью встретится со мной.
Жарким летним днем я поехала на встречу с ним, я надеялась, что он поможет мне разгадать загадку «Рашель/Габи» – девушки, к которой Ван Гог пришел ночью 23 декабря.
Мужчина встретил меня очень приветливо. Несмотря на свой преклонный возраст, он начал бодро рассказывать мне истории о том, каким был Арль до войны. Я очень хотела перейти к теме, ради которой приехала, но вела себя осторожно и старалась не торопить события. Мужчина с любовью, теплотой и уважением говорил о своей бабушке Габриэль. Во время разговора он показал на висящую на стене фотографию, на которой была изображена молодая пара. Женщине на фотографии было около тридцати лет, у нее было доброе и дружелюбное выражение лица. На фотографии она была изображена стоящей рядом с оливковым деревом в саду. Рядом с ней сидел мужчина в стильной, я бы даже сказала, пижонской шляпе. Наконец-то я увидела ту, которую так давно искала, и мне было сложно сдержать волнение.
Потом мужчина показал мне еще одну фотографию. На ней его бабушка была старше. С годами ее лицо изменилось, стало более худым и угловатым, совсем не похожим на молодое лицо с пухлыми щеками, которые у нее были в молодости. На обеих фотографиях она была в традиционном костюме (такие, как мне казалось, тогда носили только по особым случаям). Мужчина объяснил, что Габриэль происходит из рода, который уже давно живет в Арле, и прабабушка ее бабушки (как и все остальные женщины) каждый день ходила в традиционной одежде и укладывала волосы узлом на макушке. Он сказал, что его бабушка всю жизнь прожила в Арле и всего один раз в жизни съездила в Париж для проведения курса лечения. В период пребывания в Париже она ходила смотреть представление, на котором на сцену выводили лошадей1. Мужчина не мог точно вспомнить, когда его бабушка ездила в Париж, но сказал, что тогда она была еще маленькой девочкой.
Наконец я набралась храбрости, сделала глубокий вдох и начала объяснять причину моего визита. Я показала ему родовое древо его семьи, которое сама нарисовала, и рассказала то, что знала о жизни Габриэль. После этого я спросила мужчину, что он знает о связи его бабушки и Ван Гога. Тут в дверь комнаты постучали и вошла его дочь. До ее появления мужчина охотно делился своими воспоминаниями, но как только в комнате появился третий человек, он стал вести себя, как стеснительный маленький ребенок. Разговор ушел в сторону от Габриэль, хотя я пыталась вернуться к интересующей меня теме. Потом в дверь снова постучали. Это был священник, и я поняла, что пора раскланиваться. Я поцеловала мужчину в щеку и пообещала, что скоро снова к нему заеду. Это была очень полезная поездка. Я знала, что потребуется масса времени и терпения, для того чтобы точно установить, кем была Рашель, поэтому настроилась подождать еще немного.
Надо сказать, что нервные срывы Ван Гога всегда были связаны с женщинами. До и после психического кризиса в декабре 1888 года Ван Гог работал над серией портретов «Колыбельная». На пяти полотнах изображена сидящая Августина Рулен. Женщина смотрит в сторону, туда, где в колыбели лежит невидимое для зрителя ее пятимесячное дитя, и в руках у нее веревка, при помощи которой она раскачивала колыбельку. Ван Гог планировал сделать портрет центральной частью триптиха между двумя картинами с подсолнухами. Декоративный мотив этих цветов «вылился» и на задний план картин «Колыбельная» в виде раздавленных цветков подсолнуха. Цвета на этих картинах намеренно усилены и напоминают цвета на картине «Ночное кафе», написанной в сентябре 1888 года. Вот что писал Винсент в январе 1889 года по поводу этого портрета Тео:
«Сейчас, можно сказать, работа напоминает грошовую хромолитографию. Женщина в зеленом платье с оранжевыми волосами на зеленом фоне с розовыми цветами. Диссонансная острота кричащего розового, кричащего оранжевого и кричащего зеленого сглажена и оттенена ровными поверхностями красного и зеленого»2.
В отличие от портретов Жозефа Рулена, художник наблюдает за моделью, но никак не вступает во взаимодействие с ней. Августина даже не смотрит в нашу сторону, а полностью находится во власти мистерии отношений матери и ребенка. Это очень сильные картины, на которых Августина не обращает внимания ни на что и ни на кого, кроме своего ребенка. Когда человек страдает, его мысли обращаются к матери. Это вполне естественно. Когда Винсент писал эти работы, его психическое состояние неуклонно ухудшалось, и художник метафорически пытался вернуться к состоянию, когда он ощущал материнскую любовь и защиту. Поэтому портрет Августины Рулен является портретом Матери-утешительницы, Матери с большой буквы. Так как зритель не видит колыбели и лежащего в ней ребенка, он воспринимает себя на его месте. Именно это и хотел передать Ван Гог своей картиной. Вот что он пишет Тео:
«Я думаю, что, если поставить эту картину в лодку такой, как она есть, то даже исландские рыбаки услышат в ней колыбельную»3.
Упоминания колыбельных и чувства укачивания морскими волнами неоднократно встречаются в письмах художника в тот период и являются частью галлюцинации, которую он описал в письме Гогену в начале 1889 года. Винсент на протяжении всей своей жизни был гиперчувствительным и очень религиозным человеком, и эти качества замечали в нем окружающие. В написанном Эмилем Бернаром после первого психического кризиса Винсента письме, адресованном Альберу Орье, есть строки о том, что Ван Гог вел себя «удивительно гуманно по отношению к женщинам, я был свидетелем сцен возвышенной преданности, которую он проявлял»4. Вспомним, что в то время, когда он хотел стать священником в Бельгии, Винсент раздал свою одежду бедным и шокировал церковные власти тем, что начал спать на полу, имитируя поведение Иисуса. В целом отношения художника с женщинами были непростыми, и он зачастую изо всех сил старался стать их спасителем от напастей и бед. Вот список женщин, с которыми он имел или хотел иметь отношения: дочь сдавшей ему в Лондоне квартиру домовладелицы, которая была помолвлена с другим, его овдовевшая двоюродная сестра Ки, проститутка на сносях и с ребенком от другого мужчины, Марго Бегеманн, пытавшаяся отравиться. Винсент всем этим женщинам делал предложения или хотел на них жениться. Других женщин он рисовал: бывшую одно время его любовницей владелицу кафе в Париже Агостину Сегатори, мадам Жино и Августину Рулен. Однако самой таинственной женщиной Ван Гога была, бесспорно, Рашель. В целом всех женщин в жизни Ван Гога можно разделить на две категории: раненые ангелы, которых художник всеми силами стремился спасти, и женщины старше его, которым он подсознательно приписывал характеристики вселенской матери.
